Monday, May 19, 2014

3 Т.С.Иванова Из истории политических репрессий в Якутии

Принципиальные различия в представлениях о путях дальнейшего развития общества, несовместимость целей и методов деятельности, а также господство в политической культуре российского общества синдрома бескомпромиссности определяли взаимоотношения ЯТСФ и большевиков. Многие представители ЯТСФ вошли в состав местных органов Временного правительства (ЯКОБ) и всемерно отстаивали завоевания Февраля, поддерживая демократические реформы новой власти.
Антиправительственные акции большевиков в 1917 г. ЯТСФ отвергал. Так, представители движения как оптималь­ную форму демократического многонационального самоуправ­ления принимали не Советы, а земство. Учитывая слабую структурированность и низкий уровень политической культуры якутского общества, федералисты считали неприемлемой для него диктатуру пролетариата. Основным аргументом выдви­галось утверждение об отсутствии в составе местных Советов пролетариата и что Советы в регионе не представляли собой подлинных органов диктатуры пролетариата. Сравнивая радикализм РСДРП(б) с умеренной позицией других социалистов, федералисты доказывали, что «социалистические идеи непонятны и недоступны» якутскому народу. Советы воспринимались якутским населением как чужеродное явление и часто ассоциировались с прежними органами царской администрации12. Отчужденности национального движения от Советов способствовало и то, что социалистические партии основное внимание уделяли решению социально-политических вопросов, отводя национальным проблемам подчиненное место. Многолетняя борьба за введение земства в крае увенчалась успехом лишь после свержения самодержавия. 17 июня 1917 г. правительство приняло соответствующее решение. Но из-за организационной неразберихи, нарастающего кризиса в управ­ленческих структурах власти, недостатка средств и т.д. введение земства задерживалось.
На заседании исполнительного бюро Якутского областного комитета общественной безопасности 15 августа 1917 г. по инициативе федералистов Г.В. Ксенофонтова и Р.И. Оросина дело о введении земских учреждений в области было при­равнено к делам особой государственной важности. Все вопросы,
60
связанные с введением земских учреждений, было поручено разработать Г.В. Ксенофонтову. При этом эти органы рас­сматривались как альтернатива Советам, более того, подчер­кивалась их особая роль «в борьбе со все растущей в стране анархией большевизма»13. Новые политические институты — земства — начали свою работу в конце 1917 г. — начале 1918 г. Первое заседание чрезвычайного собрания гласных Якутского уездного земства открылось 18 декабря 1917 г. Председателем уездной земской управы стал федералист А.Д. Широких, ее членами — Н.Е. Афанасьев, Р.И. Оросин, М.Ф. Слепцов14. Якутское областное земское собрание открылось 30 января 1918 г., председателем губернской земской управы был избран руководитель Якутского национального комитета В.В. Никифо­ров, членами — федералисты Г.В. Ксенофонтов, К.О. Гаврилов, П.Д. Яковлев и др.15
Период с февраля по октябрь 1917 г. отмечен нарастанием конфронтации в отношениях эсеров и ЯТСФ с большевиками и Советами. Наглядным примером служит история реоргани­зации Якутского комитета общественной безопасности в августе 1917 г. Эсеры и федералисты получили большинство в новом органе власти, образовав противостоящий социал-демократам межпартийный блок. Во многом это объясняется слабостью, и неорганизованностью социал-демократов. После отъезда видных деятелей РСДРП, сыгравших главную роль в революционных событиях в Якутии, попытка объединиться с эсерами не имела успеха, да и внутри самой объединенной организации РСДРП возникли разногласия по поводу июльских событий 1917 г. В знак протеста против политики большевиков была снята кандидатура Г.И. Петровского в члены Учредительного собрания и вместо него выдвинут меньшевик М.Т. Потапов16. В противовес Совету рабочих депутатов, который на страницах печати и в органах власти обвиняли в том, что в его состав входили люди с уголовным прошлым, явным преимуществом пользовался Совет военных депутатов, контролируемый эсерами. Действительно, в целях расширения своего влияния якутские социал-демократы прив­лекали самые низшие, люмпенизированные слои городских рабочих, в том числе и лиц с уголовным прошлым, таких, как С.А. Толкач, И. Дорош, Бокалевский, Левандовский и др.17
61
Социал-демократы вообще не приняли участие в выборах председателя нового органа власти, а также не делегировали своих представителей в исполнительное бюро ЯКОБ. В ре­зультате председателем ЯКОБ стал эсер М.В. Сабунаев от партии федералистов, членами исполнительного бюро — эсеры Н.Е. Афанасьев, Н.Н. Грибановский, И.С. Врегель, Червин-ский, федералисты И JV. Корнилов, Р.И. Оросин, М.И. Шадрин, Н.И. Егоров, Г.В. Ксенофонтов, А.Д. Широких, С.А. Нов-городов18. В отличие от эсеров и федералистов якутские ка­деты приняли участие в работе органов власти уже после по­беды большевиков в центре страны. При этом члены ЯКОБ, в том числе федералисты, пошли на сотрудничество с либераль­но-демократической партией в немалой степени потому, что это казалось более приемлемым, нежели совместная работа с социал-демократами.
Наглядно об отношении населения к действующим в Якутии политическим силам можно видеть по результатам выборов во Всероссийское Учредительное собрание, проведение которых в области началось в ноябре 1917 г. и планировалось завершить к февралю 1918 г. Якутская область имела право послать двух представителей в Учредительное собрание. В г. Якут­ске выборы состоялись 12—14 ноября 1917 г. Наибольшее количество голосов получили федералист Г.В. Ксенофонтов (42,7%) и эсер B.C. Панкратов (32,2%). Социал-демократ М.Т. Попов набрал голосов даже меньше (7,2%), чем кадет Д.А. Кочнев (17,9%)19. Эта тенденция сохранилась и для других избирательных участков области, хотя точные данные известны не по всем. Таким образом, выборы наглядно пока­зали отношение населения к правящему эсеро - федералистскому блоку, поддержку им программных требований ЯТСФ, который из всех партийных организаций области обладал самой развитой сетью на местах. К ноябрю 1917 г. ЯТСФ насчитывал 20 местных комитетов и 1198 членов20. Объективный рост этни­ческого самосознания привел к тому, что под национальным флагом, поднятым федералистами, объединились практически все слои якутского общества. Понятие национальной авто­номии приобрело всеобъемлющий смысл и включило все, что составляет содержание национального чувства вообще. С
62
образованием автономии связывалось решение остальных неотложных задач.
Вместе с тем необходимо реалистически оценивать уровень общей культуры масс, имея также в виду их политическую индифферентность в целом и прочные устои традиционализма, в совокупности определившие «партийность» широких слоев. Естественный ход становления партии как политического ин­ститута со всеми присущими ему признаками был сжат во времени, а затем вообще прерван стремительными революци­онными событиями.
Неустойчивое положение советской власти в связи с успехами белых, конфликтный характер отношений с Советами и большевиками, своеобразная диктаторская власть больше­виков на местах, большевистское движение на окраинах, пред­ставлявшее полнейшую анархию, толкали федералистов в лагерь антисоветских сил. Немаловажное значение имели также давние связи с сибирскими эсерами.
29 октября 1917 г. состоялось объединенное заседание национального комитета, ЯТСФ и правления культурно-просветительного общества «Саха-аймах», которое вынесло резолюцию: «Признать выступление Петроградского Совдепа попыткой врагов Отечества и революции сорвать созью Учре­дительного собрания, узурпацией власти, предательством страны и изменой делу революции... всемерно поддерживать временное правительство в его беспощадной борьбе с большевизмом и всеми его проявлениями и считать эту беспощадную борьбу залогом торжества временного правительства над безумием и ужасом большевизма»21. Стремясь оградить свой народ от влияния большевизма, которое они считали губительным, федералисты вместе с эсерами 22 февраля 1918 г. созвали совещание, на котором создали новое правительство Якутии — Областной совет. Советы тем временем повсеместно активи­зировали борьбу за власть. Свою роль в их успехе сыграли действия центральной власти большевиков, провозгласившей право народов на самоопределение, их равенство и суверенность, отмену национальных и национально - религиозных привилегий и ограничений. В декабре 1918 г. в г. Иркутске власть перешла в руки большевиков. По этому поводу первое Якутское чрезвычайное земское собрание, заслушав доклад
63
члена союза федералистов гласного Г.В. Ксенофонтова, приняло решение о необходимости бороться со всеми проявлениями большевизма22.
Якутский Областной совет еще 14 марта 1918 г. обратился к населению: «Большевиствующие Иркутск и Петроград счи­тают себя вправе вмешиваться в дела Якутской области. Но мы заявляем, что Якутский Областной совет стоит на защите прав Учредительного собрания и Сибирской областной думы как выразительницы воли народа, и в конце отрицает власть Совета Народных Комиссаров»23. На таких позициях стояли члены национального комитета и федералисты.
Итак, ЯТСФ, не найдя взаимопонимания с советской властью, в то же время не мог остаться в стороне от ожесто­ченной классовой схватки основных противоборствующих сил и вступил в антибольшевистский лагерь, надеясь в союзе с . его сторонниками добиться решения своих программных задач и защитить общенациональные интересы якутского народа. Как показали последующие события, опыт якутских федера­листов в 1917—1918 гг. оказался неудачным.
Федералистов постигла участь многих национальных партий. Они были довольно слабы перед лицом револю­ционных потрясений, но их влияние среди местного населения было велико, и это был первый опыт якутской политической партии, что, несомненно, сыграло свою роль в политическом развитии нации. Так же, как и эсеры, они были влиятельной партией, но, избрав тактику участия во Временном правительстве, сделали себя уязвимыми со стороны своих политических противников — большевиков, сумевших использовать недо­вольство масс Временным правительством в своих целях.
Активное участие в органах власти членов ЯТСФ сов­местно с эсерами и кадетами в период 1917—1918 гг., когда большевики в Якутии фактически не имели реальной силы и находились в оппозиции, стало основанием для обвинения их в контрреволюционности и буржуазном национализме и при­вело к физической расправе в 30-х гг. В докладной начальнику 2-го отделения УГБ НКВД ЯАССР от 26 сентября 1940 г. сообщается, что по материалам архива НКВД ЯАССР в 1917— 1918 гг. в г. Якутске существовали националистические ор­ганизации — Якутский трудовой союз федералистов, Якутский
64
отдел партии народной свободы (кадеты), Якутский нацио­нальный комитет, Якутский комитет партии социалистов-революционеров (эсеры) 24. Отмечается также, что на съезде членов ЯТСФ 30 июня 1917 г. в Якутский комитет об­щественной безопасности (ЯКОБ) избрано 10 делегатов (А.И. Сафронов, И.Н. Прядезников, М.И. Шадрин и др.). Эсеры тоже послали своих делегатов 6 августа 1917 г. (И А. Крас­нов, ДФ- Клингоф, К.К. Медницкий, Б.С. Геллерт и др.), ка­деты — 27 ноября 1917 г. (Н.А. Аверинский, Г.В. Ни­кифоров, Г.А. Попов и др.).
Лидеры ЯТСФ, как и ряда других национальных дви­жений и политических партий, считали федерацию, утвержденную демократически избранным Всероссийским Учредительным собранием, оптимальной формой правового урегулирования взаимоотношений центра и национально-территориальных образований, а также успешного совмещения выгод государ­ственного единства и централизованной власти со сбалан­сированной самостоятельностью членов федерации. Стремление к самостоятельности в рамках Сибири без выдвижения требо­вания полной независимости отражало реализм позиции ЯТСФ и опиралось на объективное положение якутского общества. Федералисты учитывали достаточно глубокую ин-тегрированность края в российскую политико-экономическую систему, в частности, в Сибирь, исторически сложившуюся взаимосвязь России и Якутии.
Отношение же РСДРП(б) к федерации на разных эта­пах истории партии хорошо известно. Ее создание после Ок­тября позволяло новой власти решить две важнейшие задачи — удовлетворить чаяния угнетавшихся царизмом народов и сох­ранить целостность России. Но сама федерация для боль­шевиков выступала лишь как переходная форма к социа­листическому унитаризму. Об этом говорилось, в частности, во второй программе РКП(б)25. Рассматривая советскую федерацию и национальную государственность как своего рода политический анахронизм, как пережиток пройденного буржуазно-демократического этапа развития, они, естественно, не могли правильно определить пути и перспективу их развития. Предполагалось, что в будущем произойдет быстрое затухание, отмирание всех национально-государственных форм.
65
Особенно активно на этом настаивал нарком по делам национальностей И.В. Сталин. В докладе о федерации на заседании фракции большевиков III съезда Советов 15 января 1918 г. он отмечал, что большевики не могут не признавать демократического принципа самоопределения, хотя этот принцип был уже использован реакционной буржуазией, в частности, Украинской Радой. Но для нас, утверждал докладчик, этот принцип не фетиш, и мы должны использовать его в интересах социализма. Нужно уметь противостоять децентралистским стремлениям с точки зрения централизации советской власти, объединения и укрепления советских элементов «в феде­рирующих частях», с точки зрения социалистического пере­устройства и классовых интересов пролетариата. Поэтому, делал вывод Сталин, практически следует ограничить применение принципа самоопределения согласием съезда входящих в советскую федерацию республик. Выступая на самом съезде, Сталин подчеркнул: «Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма»26. В связи с этим становится понятным и логичным обоснованием им идеи самоопределения трудя­щихся масс каждой национальности, против чего по существу не возражал и Ленин, считая эту идею лишь «преждевременной на настоящей стадии развития народов»27.
Согласно Сталину, рост националистических настроений во время «социалистического строительства отражал "недо­вольство" отживающих классов ранее угнетенных наций режимом диктатуры пролетариата, их стремление обособиться в свое национальное государство и установить там свое классовое господство» 28. Он снова осознавал потенциальную опасность, идущую от «отживающих классов», против которых фактически было направлено наступление центра. Самый тяжкий удар был нанесен личным крестьянским хозяйствам, противостоявшим колхозам.
Свертывание новой экономической политики во второй половине 20-х гг. усилило взаимное недоверие между старой интеллигенцией и политическим руководством, поскольку их примирение основывалось именно на взаимно приемлемых принципах нэпа. В ходе задуманной индустриализации рыночная экономика нэпа уступила место плановой экономике, что означало более жесткий контроль центра над хозяйствен­
66
ными ресурсами провинций. В 1928 г., когда наступление на нэп приняло наиболее резкий характер, сопротивление старой интеллигенции, как предполагала правящая верхушка, должно было стать неизбежным.
Сталинский «великий перелом» (ускоренная индустриа­лизация и сплошная коллективизация) действительно был такой крупной политической кампанией, что неизбежны были и бесчисленные трудности, и сопротивление, и появление оппо­зиции. Первое ощутимое отступление от нэпа, чрезвычайные меры уже создали ситуацию гражданской войны в деревне и «правую» оппозицию внутри самого партийного руководства.
Сталин и стоявшая за ним верхушка партийной номенкла­туры использовали национальные проблемы в политических целях, желая добиться полной централизации власти и «велико-державия», прибегая к решению национального вопроса насиль­ственными методами, не терпя инакомыслия и неповиновения. Породив территориальную автономию, вопреки здравой ленин­ской идее об автономии национальной, Сталин создал источник конфликтов с глубокими последствиями. Увязывание нацио­нального вопроса с политикой и вульгаризированной теорией классовой борьбы мешало его решению. То обстоятельство, что на практике победила сталинская концепция автономизации, привело к созданию в рамках империи искусственных наци­ональных образований. Это нашло свое выражение в резком усилении тенденции к жесткой, чрезмерной централизации по мере формирования и утверждения командно-админис­тративной системы управления с конца 20 — начала 30-х гг., во все более серьезном нарушении суверенных прав союзных республик и самоуправленческих прав автономий начиная с 30-х гг., в организации массовых репрессий национальных кадров республик в 20—30-х гг. и т.д.
В первой половине 30-х гг. сталинским руководством был сфабрикован ряд политических процессов, направленных против старых партийных кадров ленинской школы. К тому времени была отстранена от активного участия в выработке политики партии группа политических деятелей во главе с Н.И. Бухариным. Все более утверждалась командно-ад­министративная система, интенсивно насаждался режим личной власти И.В. Сталина. Грубо попирая демократические тра­
67
диции и нормы партийной жизни, он и его сторонники все бесцеремоннее и беззастенчивее переходили к свертыванию идейно-теоретических дискуссий и свободного обмена мнениями при обсуждении экономических и социально-политических проблем, от критики — к огульному обвинению инакомыслящих в антипартийной деятельности, применению к ним жестких карательных мер, вплоть до ссылки, лишения свободы, а затем и физического уничтожения.
Для расправы с принципиальными, стойкими деятелями партии использовались различные поводы: их участие в оппозициях в прошлом, недовольство бюрократическими, насильственными методами социалистического строительства и просто высказываемые собственные мысли и идеи, отличные от официально принятых.
Сложность политической обстановки того периода (сверты­вание новой экономической политики, преследование «старой» интеллигенции, просчеты первой пятилетки, все большее урезы­вание прав автономий и т.д.), особенно резко проявившаяся в начале 30-х, глубоко волновала руководство республики. Пар­тийные и хозяйственные работники, единомышленники по совместной работе на встречах обсуждали возникшие проблемы, мучительно искали способы их решения. Эти встречи и беседы носили неформальный, дружеский и, как правило, случайный характер (во время приездов в Москву и т.д.). Доку­ментального подтверждения целенаправленной организации таких встреч не имеется.
Первые руководители ЯАССР, активные участники событий 1917— 1918 гг., борцы за власть Советов, так же как и сорат­ники В.И. Ленина, должны были сойти с политической арены как потенциальные идейные противники нового курса, курса на форсированное строительство социализма, свертывания нэпа, демократии, формирования административно-командной системы. Они вынуждены были вначале признаваться в уклоне к «местному национализму», в политических ошибках. В конечной «победе» следствия над самыми стойкими обви­няемыми, на наш взгляд, важную роль сыграло то обстоятельство, что старые большевики не мыслили своей жизни вне партии, вне служения своему делу. И поставленные перед дилеммой: либо до конца отстаивать свою правоту, признавая и доказывая
68
тем самым преступность государства, построению которого оНи отдали себя без остатка, либо признать свою «преступность», чтобы государство, идея, дело остались чистыми в глазах на­рода, мира, — они предпочитали «взять грех на душу». В этом состояла нравственная трагедия первых большевиков, с ужасом признавших свою беспомощность перед тоталитарной системой, которая была нацелена на их моральное подавление и физическое уничтожение. Большинство из них до своего ареста искренне верили в существование «врагов народа», в гуманность и справедливость советского суда.
«Я двадцать лет честно работал в партии, — писал М.К. Ам-мосов из Бутырской тюрьмы, — ... ни обманщиком, ни двурушником, ни тем более врагом моей родной партии я никогда не был и не буду... Неужели за мои ошибки я мало наказан?»29. За этими строками — личная трагедия человека, искренне верившего в идеалы коммунистической партии. «Ошибками» Аммосов признает проводимую им до 1928 г. национальную политику в Якутии, хотя именно в 20-х гг. она считалась принципиально правильной. Это был курс всей партии. Сторонник нового курса А.К. Андреев на VI областной партий­ной конференции выступил с критикой М.К Аммосова, ставив­шего перед Якутией якобы буржуазно-демократические, а не социалистические задачи. М.К. Аммосов, подчиняясь партий­ной дисциплине, впоследствии признал проводимую им политику ошибочной, т.к. она получила осуждение ЦК ВКП (б).
В публикациях, раскрывающих общую картину репрессий в Якутии, делаются попытки выявить личную вину арестован­ных, которые давали показания на «участников» антисоветской буржуазно-националистической или троцкистской организации30. Такое объяснение причин репрессий неверно. При изложении исторических фактов, событий надо исходить из главенствующей роли объективных факторов перед субъективными. Внутрипар­тийная борьба в 20-х гг., непрекращающиеся дискуссии о пу­тях и методах строительства социализма привели к слому прежней политики и методов ее проведения, к внедрению иных идеологических установок (например, тезис об обострении классовой борьбы). Этому в значительной мере способствовало отсутствие демократических традиций в истории страны, формой правления которой длительное время являлась абсолютная
69
монархия. Сохранение патриархальных представлений о формах руководства наряду с отсутствием гласности и дезинформацией широких слоев населения (57% которого было неграмотным в 1926 г.) позволили утвердиться насильственным методам управления. В 20-е гг. становился все более ощутимым диссонанс между объективными требованиями социалисти­ческого строительства и способностью политического руко­водства компетентно решать экономические проблемы. Шатания в политике и связанные с ними хозяйственные кризисы (1923 г., 1927—1929 гг.) подтолкнули интеллекту­ально слабевший высший эшелон власти к выводу о необ­ходимости возврата к административно-командным методам руководства. К началу 40-х гг. более 70% секретарей рай- f комов и горкомов партии имели лишь начальное образование31. Коренной поворот всей политики в конце 20-х — начале 30-х гг. породил ультракоммунистические тенденции. Формирование командно-бюрократической системы потребовало замены старых кадров новыми, послушными исполнителями вышестоя­щей власти, вчерашними сторонниками политики «военного коммунизма». Старые кадры, отличающиеся творческим, компетентным подходом к решению экономических и поли­тических вопросов отошли на второй план. Деятели были за­менены исполнителями.
Перевод всей советской экономики на рельсы сверхиндус­триализации требовал обеспечения новых промышленных строек, а также отдаленных районов дешевой рабочей силой. В 30-е гг. начал широко использоваться бесплатный прину­дительный труд миллионов заключенных в лагерях (на заго­товке леса, золотодобыче и т.д.).
Таким образом, превращение НКВД в главный инструмент власти по выявлению и уничтожению «врагов народа», шпио­нов и вредителей преследовало цель укрепить веру в «сильную» власть. Государственные органы осуществляли карательную политику без соблюдения законности, поэтому никакое сопротивление не было возможно. Оправданию произвола служила выдвинутая прокурором СССР А.Я. Вышинским «теория», согласно которой по делам о государственных преступлениях главным и решающим доказательством явля­лось признание самого обвиняемого. Она нацеливала следо-
70
вателей на то, чтобы любой ценой и любыми способами до­биться от арестованных признания своей «вины».
Обвиняемые арестовывались без санкции прокурора, хотя в соответствии с принятой в декабре 1936 г. Конституцией СССР такая санкция была обязательна. О незаконном характере репрессий высказался сам А.Я. Вышинский на собрании партактива прокуратуры СССР в марте 1937 г.: «Надо помнить указание т. Сталина, что бывают такие периоды, такие моменты в жизни общества и в жизни нашей, в частности, когда законы оказываются устаревшими и их надо отложить в сторону»32. Законы от 1 декабря 1934 г. и 14 сентября 1937 г. фактически установили внесудебный порядок рассмотрения уголовных дел (имеются в виду политические дела). Анализ опубликованных и неопубликованных источников позволяет сделать вывод о целенаправленной работе органов НКВД по выявлению антисоветской организации в Якутии. Разработка по созданию мифической разветвленной сети шпионских, вредительско-диверсионных, террористических групп велась по двум направлениям: «буржуазно-националистическому» и «право-троцкистскому». Буржуазно-националистическое представляли М.К. Аммосов, И.Н. Барахов, СВ. Васильев, Г.В. Ксенофонтов, К.О. Гаврилов и др., т.е. руководство ЯАССР до 1928 г., обвиненное постановлением ЦК ВКП(б) в «правом уклоне», и представители различных общественно-политических организаций национально-демократической ори­ентации.
В НКВД ЯАССР была составлена схема националис­тического движения в Якутии33, куда входили такие орга­низации, как «Союз якутов» (1905—1906), «Саха-аймах» (1917—1920), «Якутский трудовой союз», участники анти­советской троцкистской организации Сокольников, Потапов, Варфоломеев и др.»37.
По «правотроцкистскому» направлению почти в одно время с М.К. Аммосовым был арестован и осужден постоянный представитель ЯАССР в г. Москве, бывший председатель СНК ЯАССР Х.П. Шараборин; по замыслу следственных органов он как бы являлся связующим звеном между двумя группами руководителей ЯАССР. «Правотроцкистское» направление, которое представляло новое руководство ЯАССР,
71
стало разрабатываться после незаконного осуждения началь­ника «Главзолото» Наркомтяжпрома СССР А.П. Сереб-ровского и работников «Якутзолототреста». Под видом замены вредительского руководства всю золотодобывающую промышленность взял под свое ведение НКВД, что под­тверждается в воспоминаниях арестованного в 1938 г. начальника «Главзолото» А.И. Мильчакова38. Себестоимость добычи золота на приисках, где работали заключенные, была вдвое ниже, но в результате замены вольных рабочих и ста­рателей принудительной рабочей силой и уничтожения ква­лифицированных руководящих и инженерных кадров общий объем добычи золота резко упал.
Теперь рассмотрим более подробно эти два направления по конкретным делам осужденных. Еще в 1925 г. М.К. Ам­мосов с тревогой сообщал секретарю обкома И.Н. Барахову, что «в недрах ЦК (Сталин и другие) относятся крайне недоверчиво к нам, относя нас к категории коммунистов, перерождающихся в буржуазных революционеров»39. Именно тогда наметился поворот «влево» в национальной политике центра. В Политбюро ЦК ВКП(б) возник вопрос «об охотских делах» или «о тунгусском восстании» (1924—1925 гг.), в ходе рассмотрения которых ряд работников Даль­невосточного крайкома заявили «о причастности прямой или косвенной руководящих партийных и советских органов и работников Якутии в тунгусском восстании»40. По нашему мнению, такой вывод был сделан на основании показаний одного из активных руководителей «тунгусского восстания» Галибарова Юсупа Гайнулировича, который был арестован 18 августа 1925 г. Его уголовное дело было направлено на Особое совещание при коллегии ОГПУ для внесудебного рассмотрения. В деле сохранился протокол допроса от 5 января 1927 г. в 5-м отделении КРО ОГПУ, где Галибаров «доказывает» связь участников Охотско-Аянского восстания с членами ЯЦИК и даже с начальником ЯО ОГПУ Петровым (который был направлен на «исправление» в Казахстан после событий 1927—1928 гг.). В частности, он пишет: «...Я полагаю, оружие повстанцам доставали из Якутии от областников, из запасов Якутской области». Далее приписано: «т.е. повстанцев снабжало якутское правительство»41, и гово­
рится о связях с японской фирмой «Гуми Орай», о письме членов ЯЦИК повстанцам; таким образом, ОГПУ получило «ценные сведения», которые фигурировали при вынесении приговоров в 30-х гг. В марте 1927 г. коллегия ОГПУ приговорила Ю.Г. Галибарова к заключению в лагерь сроком на десять лет.
Кроме этого, НКВД тщательно подбирал материалы, касающиеся М.К. Аммосова лично. Максим Кирович Аммосов был арестован 16 ноября 1937 г. НКВД Киргизской ССР в г. Фрунзе, когда работал первым секретарем ЦК КП(б) Киргизии. В уголовном деле прослеживается сла­женная работа НКВД Киргизии, Казахстана, Москвы, Якутии по доказательству «преступной» деятельности Аммосова. Во-первых, сохранилось секретное донесение агента «Якута» из Ленинграда, датированное 16 декабря 1930 г., в котором дается характеристика М.К. Аммосова как сторонника «кулацкой ориентации и покровительства (бесшабашного) бандитизма — главарей банд ряда лет»42. Агент подвергает критике по­литику амнистии участников антисоветского восстания 1921— 1922 гг., пепеляевщины, «тунгусского восстания» 1924—1925 гг. и делает вывод: «Таким образом, в 1921—1922 гг. с благо­словения якутского правительства во главе с Аммосовым и другими в Якутской АССР были заложены корни крупного антисоветского блока на долгие годы»43. Во-вторых, нарком НКВД Киргизии И.П. Лоцманов 5 октября 1937 г. послал запрос в Ленинград с просьбой допросить арестованного писателя Н.И. Спиридонова (Текки Одулока) о его связях с М.К Ам­мосовым, а также в г. Якутск. 22 октября 1937 г. пришел ответ наркома из г. Якутска И.А. Дорофеева: «Компрматериалами о связях с контрреволюционно-националистическими группи­ровками не располагаем»44. Но уже 27 октября 1937 г. Дорофеев направляет в Киргизию заявление бывшего члена Якутского обкома (1928-1931 гг.), члена Зейского обкома ВКП (б) Дальневосточного края Кремнева Афанасия Ива­новича о правооппортунистической, буржуазно-националисти­ческой деятельности Аммосова, Васильева, Барахова и др. В ноябре 1937 г. А.И. Кремнев дает более подробные сведения в Зейском областном управлении НКВД45. В-третьих, начальник 4-го отдела УГБ НКВД Киргизии старший лейтенант
73
Авдеев составил справку о буржуазно-националистической деятельности М.К. Аммосова46. Справка состоит из нес­кольких пунктов: 1. Аммосов на I съезде КП (Компартии) Киргизии выступил в защиту Ахмеда Довлетова, который был арестован за участие в контрреволюционной национа­листической уйгурской организации. 2. Аммосов всячески тормозил аресты членов организации СТП (Социалисти­ческая Туранская партия), не давал согласия на арест ру­ководителя СТП Тыныстанова, звонил наркому Четверта-кову. 3. На I съезде КП Аммосов пытался провести контр­революционеров Айтматова и Жоламанова в ЦК КП Кир­гизии, которые были арестованы как буржуазные национа­листы. 4. В конце 1936 г. на Фрунзенском городском акти­ве обсуждался вопрос о бывшем секретаре обкома Кирги­зии Белоцком, исключенном из партии как троцкист. Аммосов «дважды ставил вопрос и добился отмены этого решения постановлением актива». В-четвертых, начальник 3-го отдела НКВД Киргизии капитан Иванов 1 ноября 1937 г. подал ра­порт о необходимости провести тщательное расследование по делу М.К Аммосова по подозрению в примиренческом отношении к буржуазно-националистической организации СТП47. Кроме этих документов имеется еще сообщение члена ЦК КП(б) Киргизии и Фрунзенского горкома И.П. Голодко от 10 ноября 1937 г. о связях М.К. Аммосова с буржуазными национа-
4ft
листами .
В заявлении жены М.К. Аммосова Р.И. Цугель главному военному прокурору от 27 января 1955 г. отмечаются неоднократные столкновения его с наркомом И.П. Лоцмано-вым из-за арестов партийного и советского актива Киргизии в 1937 г49. Аммосов собирался даже выехать в Москву для выяснения этого вопроса. Аресту М.К. Аммосова предшество­вало его обвинение якобы в провозглашении контрреволю­ционного лозунга во время демонстрации 7 ноября 1937 г. и в связи с этим снятие с должности первого секретаря ЦК КП(б) Киргизии. Совокупность имеющихся документов позволяет сделать вывод, что арест М.К. Аммосова был заранее продуманной акцией НКВД, т.к. в уголовном деле контр­революционный лозунг позже не фигурировал, несмотря на то, что существовала статья уголовного кодекса об антисовет-
74
ской пропаганде (ст. 58, п. 10). После демонстрации 7 ноября, по требованию Лоцманова, состоялось внеочередное заседание бюро ЦК Киргизии. Р.И. Цугель пишет, что лозунг, якобы неправильно произнесенный Аммосовым с трибуны, был ус­лышан только Лоцмановым, все другие члены бюро заслушали его информацию. Действительной причиной ареста М.К. Ам­мосова было, как указывается в постановлении бюро, «гнилое либеральное отношение к „врагам народа" на протяжении всей работы в Киргизии», т.е. его непримиримая позиция к незаконным арестам, к фальсификации уголовных дел НКВД. Сам М.К. Аммосов будучи арестованным, веря в справед­ливый советский суд, писал заявления И.В. Сталину, Н.И. Ежо­ву, членам бюро КПК при ЦК ВКП(б) Шкирятову, Ярос­лавскому, Сахаровой с просьбой разобраться в его деле.
Прослеживается закономерность: сами следователи НКВД вслед за обвиняемыми, дела которых они вели незаконными методами, были также осуждены. Таков был своеобразный механизм репрессий. Поочередно уничтожались обвиненные, затем те, кто осуждал и обвинял их, на смену им приходили новые исполнители чужой воли. Например, сам Лоцманов и следователь Иванов за фальсификацию дела М.К. Аммосова и незаконные методы следствия были приговорены к высшей мере наказания.
Не добившись приема у наркома НКВД Киргизии 18 декабря 1937 г., Аммосов пишет заявление о готовности дать показания с признанием вины в уклоне к местному национа­лизму, на полях которого Лоцманов наложил резолюцию: «т. Ле­бедеву. Очередная попытка сползти на тормозах. Добиваться полного саморазоблачения по японскому шпионажу»50. 26 декабря датировано заявление с просьбой дать возможность немного передохнуть. В уголовном деле имеются машинопис­ные показания от 27 декабря 1938 г., 2, 16, 17 января без личной подписи М.К. Аммосова и рукописное показание от 28—29 декабря 1937 г., заполненное рукой следователя, подпись присутствует. Последний допрос датирован 8 июля 1938 г. (тоже в машинописи), на котором следователь обвинил Аммосова в том, что «он до последнего времени пытался запутать следствие» и требовал признания в антисоветской и шпионской деятельности51. Так называемые признательные
75
показания обвиняемых, на основании которых выносились приговоры, требуют особого критического подхода. В основном отпечатанные на пишущей машинке, они представляют собой стандартные тексты вопросов и ответов, зачастую отсутствуют подписи обвиняемых и следователей, широко применялась практика проставления дат задним числом. Поэтому приз­нательные показания, порой составляющие десятки томов, могут повергнуть в ужас человека, не знакомого с практикой ведения подобного рода дел. Они могут фигурировать как исторический источник именно в виде своеобразной версии НКВД по тем или иным делам. Только путем сравнения различных источ­ников, сопоставления фактов, событий можно прийти к объективным выводам. Наибольшую ценность для исследова­телей представляют реабилитационные документы, личные заявления осужденных, повторные следственные материалы 50-х гг., воспоминания очевидцев.
19 мая 1938 г. М.К. Аммосов этапирован в Москву, где просил назначить специальное расследование. Сохранились два документа о последних днях жизни М.К. Аммосова. Свидетель B.C. Синеглазова, близко знакомая с М.К. Ам-мосовым по партийной работе в Якутии, 7 февраля 1955 г. в Главной военной прокуратуре дала показание, что следователь Матевосов применял пытки и требовал у Аммосова под­тверждения в «троцкистской и шпионской деятельности». На одном из допросов Матевосов заявил B.C. Синеглазовой: «... Аммосов тоже полгода не давал показания о своей преступной деятельности, но после того, как пролежал 16 су­ток голый на цементном полу, осознал свои преступления и теперь сидит и пишет целые тома»52. Следующий документ написан бывшим членом КПК при ЦК ВКП(б) Васильевым Степаном Васильевичем 13 января 1943 г. В письме СВ. Ва­сильев сообщает Емельяну Ярославскому из лагеря Канин Нос (Коми АССР) следующее: «... у арестованных якутов добивались клеветнических показаний на меня. Многие из этих показаний вам известны. Но неизвестно, быть может, каким путем они добыты. Но Вы должны это знать. Аммосов М.К свои клеветнические показания на себя, на других, в т.ч. на меня «дал» в 1 пол. 38 г. в Лефортовской тюрьме в результате неслыханного избиения, истязания, инквизиции (после каждого
76
допроса приводили в камеру в бессознательном состоянии, два месяца совершенно не ходил)... Донской С.Н. 1-й (старший) был убит на допросе, как заявил мне следователь, Не успев подписать свои показания. Вам известны показания Барахова И.Н. Он потерпел ту же участь. Барахов показал, что в 1925—1926 гг. завербовал меня в правонациона-листическую организацию, но его тогда не было в Якутске...»53.
Закрытое судебное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР по делу М.К. Аммосова состоялось 28 июля 1938 г.54 Судебное заседание длилось всего 20 минут без свидетелей. М.К. Аммосов был обвинен в том, что «... с 1922 г. являлся одним из руководителей контрреволюционной националистической организации в Якутии, ставившей своей целью отторжение Якутии от СССР. В 1922 г. привлечен в японскую разведку, которой до 1928 г. передавал различные сведения. В 1934 году установил орга­низованные связи с руководством контрреволюционной орга­низации в Казахстане Кулумбетовым, Ескараевым, Мирзояном, с которыми проводил вредительскую работу в совхозах, колхозах, на железнодорожном транспорте в Северо-Казахстанской и Карагандинской областях. Был связан с Ксенофонтовым Г.В., Широких А.Д., Гавриловым К.О. и Донским С.Н., которые на нелегальных сборищах ставили вопрос об отторжении Якутии от Советского Союза и передачи ее под протекторат Японии.
В 1922 г. Донской привлек его для шпионской работы в пользу японских разведорганов... После объявления Якутии автономной республикой в состав ее правительства вошли следующие участники антисоветской организации: Ойунский-Слепцов П.А. — председатель ЦИК, Донской С.Н. — зам. председателя ЦИК и наркомзем, Барахов И.Н. — председатель СНК, Донской С.Н. (младший) — наркомпрос, Широких АД. — предглавсуда, Семенов А.А. — наркомфин, Гаврилов К.О. — председатель Союза кооперативов, он — Аммосов — как секретарь обкома партии и другие»55.
Аммосов виновным себя признал и подтвердил показания, Данные им на предварительном следствии. Суд приговорил его к высшей мере наказания по статьям 58—1, 58—7, 58— 8, 58—11 и в тот же день, 28 июля 1938 г., приговор приведен
77
в исполнение. С 1954 г. комиссией военной прокуратуры началось изучение следственного дела Аммосова по заявлению его жены Р.И. Цугель. Комиссия рассмотрела показания М.К. Аммосова, А.И. Кремнева, Н.И. Спиридонова (Текки Одулока), П.Г. Габышева, И.Н. Барахова, П.А. Ойунского, С.Н. Донского, П.Н. Гуляева, З.Н. Аблязина, АБ. Чимбулатова и др., собрала письменные объяснения Д.С. Жирковой, B.C. Си-неглазовой, Н.Н. Захаренко, Г.И. Петровского. На основе заключения этой комиссии Военная коллегия Верховного суда СССР по вновь открывшимся обстоятельствам за отсут­ствием состава преступления полностью реабилитировала М.К Ам­мосова 28 апреля 1956 г.56
4 января 1938 г. был арестован Петр Николаевич Гуляев, которого М.К. Аммосов пригласил на работу в Ка­захстан. П.Н. Гуляев родился в 1900 г. в м. Танда Черик-тейского наслега Дюпсинского улуса, якут, член ВКП(б) с 1921 г. В 1931 г. окончил Коммунистический университет им. М.Я. Свердлова. В 1932 г. прибыл в Казахстан, г. Ура­льск, с марта 1934 г. — в Северо-Казахстанской области, ра­ботал в обкомах. До ареста был заместителем Казахстанского промышленного совета. НКВД преследовал цель добыть компрометирующие материалы на М.К Аммосова. Следователи, основываясь на указаниях НКВД, написали, что якобы активными участниками контрреволюционной организации были работники «Якутзолототреста» П.Г. Габышев, И.П. Ле-бедкин, Н.Г. Рысаков, а руководство этой организацией осуществлялось М.К. Аммосовым путем встреч с А.Д. По­повым. П.Н. Гуляев вынужден был подписать протокол, да­тированный 8 января 1938 г. В 1939 г. он трижды допра­шивался в НКВД СССР: 21 января он отказывается от своих прежних показаний, как вынужденных, но 7 и 19 апреля вновь признает их57. 8 мая 1939 г. Военная коллегия Вер­ховного суда СССР осудила его на 15 лет лагерей и 5 лет высылки. В суде П.Н. Гуляев отказался от всех своих показаний и заявил, что дал их «вынужденно — под физическим воздействием... Никакой контрреволюционной работы не проводил и участником антисоветской организации никогда не был»58. Подорвавший здоровье в тюрьме П.Н. Гуляев
78
умер в лагере 3 января 1940 г. 24 октября 1963 г. П.Н. Гу­ляев полностью реабилитирован59.
Вслед за П.Н. Гуляевым арестован по «казахстанскому» делу Георгий Федорович Сивцев, 1894 г. р., уроженец Таттинского улуса, якут, беспартийный, образование среднее, выходец из зажиточной семьи. Работал до ареста 28 февраля 1938 г. старшим экономистом Западно-Казахстанской област­ной торговой конторы и проживал в г. Уральске. До этого работал наркомом торговли ЯАССР, заместителем постоянного представителя Якутии при ВЦИК, заместителем председателя плановой комиссии Западно-Казахстанской области60. Хотя материалы для обоснования ареста отсутствовали, обвинялся в том, что с установления советской власти состоял в контр­революционной повстанческой организации как один из ее руководителей, работал на японскую разведку.
В деле имеются лишь две машинописные копии протоколов, от 8 и 30 марта 1938 г., и копия заявления на имя заместителя наркома внутренних дел Казахстанской ССР Володзько61. В первом протоколе Г.Ф. Сивцев отрицает шпионскую дея­тельность, затем в заявлении от 26 марта 1938 г., отпечатанном на машинке, вынужден был признать все свои «преступления». Так, от него добились признания, что с 1924 г. он являлся агентом японской разведки, был завербован бывшим священ­ником, своим дальним родственником Ф.Г. Сивцевым, который работал в органах кооперации и в свою очередь был связан с японским рыбопромышленником Хирацуки. Г.Ф. Сивцев признал также, что как член контрреволюционной нацио­налистической организации вел подрывную работу в составе других националистических организаций, в том числе казах­станской, направленную на ослабление военной мощи СССР. В числе участников организации назвал В.Н. Леонтьева, С.Ф. Го­голева, С.Н. Донского (младшего), М.К Аммосова, А.И. Соф-ронова. Эти показания в деле не подтверждаются никакими конкретными фактами или документами.
Дело было рассмотрено 21 октября 1938 г. Особой «трой­кой» УНКВД по Западно-Казахстанской области, которая приговорила Г.Ф. Сивцева к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день62.
79

No comments:

Post a Comment