АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ САХА (ЯКУТИЯ) ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Т.С.Иванова
ИЗ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ В ЯКУТИИ (конец 20-х — 30-е гг.)
Ответственный редактор академик АН РС(Я), чл.-кор. РАЕН В. И. Иванов
Новосибирск Издательство СО РАН Научно-издательский центр ОИГГМ 1998
ББК 63.3(2)714 И 21
https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_cTN2QklfLWFCdDg/edit?usp=sharing
Утверждено к печати Институтом гуманитарных исследований Академии наук Республики Саха (Якутия)
Рецензенты: кандидат исторических наук С. И. Волкова кандидат исторических наук Н. А. Слепцов
Иванова Т. С.
И 21 Из истории политических репрессий в Якутии (конец 20-х — 30-е гг.). — Новосибирск: Издательство СО РАН, 1998. — 270 с.
ISBN 5-7692-0174-6.
Монография посвящена одному из сложных периодов в истории страны — строительству государственного социализма в 20—30-е гг.
На основе архивных документов воссоздана история внесудебного произвола в отношении кадров партийных и государственных органов Якутии. Приведен биобиблиографический указатель репрессированных лиц.
Рассчитана на широкий круг читателей.
The book is dedicated to one the most complicated periods in country's history — period of state socialism building in 20—30 s.
The history of outside law-court arbitrariness regarding Yakutia Patty and the authorities personnel was re-created on the base of contemporary records. It is included the records about members of Parties, movements in oppositions, rehabilitated in 1991-1993.
The book contains biobibliographical list of the repressived persons. It is for wide sections of readers.
ISBN 5-7692-0174-6 ББК 63.3(2)714
© Т. С. Иванова, 1998
ВВЕДЕНИЕ
После осуждения культа личности Сталина на XX съезде КПСС процесс реабилитации невинно осужденных деятелей партии и государства не был доведен до конца и фактически был приостановлен в середине 60-х гг. Восстановление справедливости по отношению к жертвам произвола и беззаконий было продолжено лишь в конце 80-х — начале 90-х гг. в связи с созданием 28 сентября 1987 г. комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в 30—40-е и начале 50-х гг. По имеющимся в ФСБ РФ данным, всего с 1918 по 1953 г. по обвинениям в совершении политических преступлений в СССР было расстреляно 826675 человек, из них 682 тысячи в 1937-1938 гг.1
16 января 1989 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х г.» были отменены все вынесенные «тройками», спецколлегиями и особыми совещаниями внесудебные решения. На 1 января 1990 г. в соответствии с этим указом реабилитировано 807288 человек, репрессированных по решениям «троек», коллегий и особых совещаний, а также 31342 человека, привлеченных к ответственности решениями судебных и прокурорских органов2. Кроме того, Президент СССР в своем Указе от 13 августа 1990 г. вынужден был признать незаконными репрессии в отношении крестьян в период коллективизации и других граждан, репрессированных по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам в 20—50-е годы. Указ не распространялся на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступлений против Родины и народа. По закону РСФСР от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» в настоящее время продолжается процесс реабилитации невинно осужденных за участие в мнимых контрреволюционных заговорах, «шпионскую и террористическую деятельность», по «социальному положению» и т.д.
3
Относительно Якутии 27 апреля 1994 г. Президент Российской Федерации Б.Н. Ельцин подписал специальный Указ № 824 «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20—30-е годы представителей якутского народа»3, согласно которому потеряло свою силу Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 г. «О положении в Якутской организации». Постановление было принято Политбюро ЦК ВКП(б) в обстановке нарастания искусственно раздувавшейся борьбы с «национал-уклонизмом» и «буржуазным национализмом». Оно положило начало преследованию первых кадров интеллигенции в Якутской АССР. Поводом послужило открытое выступление оппозиционной политической партии — «Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералис-тов)». Заключением прокурора Республики Саха (Якутия), государственного советника юстиции 2-го класса В.В. Колмогорова от 26 марта 1993 г. реабилитированы руководитель партии П.В. Ксенофонтов и рядовые участники движения.
Историками-публицистами в конце 80-х гг. была начата работа по выявлению огромного массива ранее неизвестных архивных документов периода репрессий и по публикации воспоминаний. Активную помощь им оказывают общества по увековечению памяти жертв политических репрессий. Так, Московским обществом совместно с органами безопасности РФ в 1994 г. в архивных фондах обнаружены списки расстрелянных; с их помощью были уточнены места массовых захоронений репрессированных, в т.ч. якутян Х.П. Шараборина, Г.В. Ксенофонтова, КО. Гаврилова, С.Н. Донского (младшего), И.Н. Барахова и др.4
В данной монографии предпринята попытка воссоздать историю политических репрессий, которые коснулись первых кадров интеллигенции в органах партийного и советского управления Якутской АССР в конце 20-х — 30-е гг. Якутия представлена как часть бывшего советского государства, где в конце 20-х — 30-е гг. также проходили процессы свертывания новой экономической политики и самоуправленческих прав автономий, сопровождавшиеся политическими репрессиями как средством формирования и укрепления тоталитарной формы власти.
4
Обращение к истории репрессий продиктовано необходимостью определения социальных групп населения, подвергнутых внесудебному произволу, причин и размаха репрессий и тем обстоятельством, что биографии многих репрессированных не известны. Имеются биобиблиографические справочники об отдельных личностях — М.К. Аммосове, С.Г. Потапове и советских историках-якутоведах 5. Последний справочник содержит сведения о Г.В. Ксенофонтове, С.Г. Потапове, ГА. Попове.
В 60-х гг. Якутская государственная национальная библиотека начала публикацию «Календарей знаменательных и памятных дат Якутской АССР» по годам. В них было напечатано несколько биобиблиографических статей о репрессированных деятелях Якутии.
При составлении биобиблиографий в данной работе основой явились биографические сборники, брошюры6 о жизни и деятельности борцов за советскую власть, изданные в основном в 60-е гг. В представленной литературе с новых позиций освещаются страницы биографий деятелей, имена которых длительное время замалчивались по тем или иным причинам. Использованы статьи периодической печати, которые содержат ценную информацию о ранее неизвестных страницах биографий, новые подходы к оценке личности7. Сложнее было составить библиографию их трудов, т.к. эта кропотливая работа требовала много времени, и статьи репрессированных недостаточно отражены в каталогах Национальной библиотеки PC (Я).
В конце 80-х — начале 90-х тт. появилась обширная литература, большей частью историко-публицистического характера, на тему репрессий и жертв внесудебного произвола. Постепенно стал увеличиваться и список исследовательских работ по этой проблеме, причем издаются они не только в центре, но и на местах8. Опубликованы сборники документов и статей9, содержащие ценную и новую информацию о конкретных судебных делах, судьбах невинно пострадавших людей. Требует нового осмысления движение «конфедералистов» в Якутии 1927—1928 гг., которое послужило поводом для развязывания внесудебных репрессий в отношении руководителей республики, беспартийной интеллигенции, наступления на «социально-чуждые элементы». В литературе оценка этому
5
движению дана как «генеральной репетиции политических обвинений на национальной почве по всей стране»10; партия «конфедералистов» определена как оппозиционная в отношении национальной политики11. До сих пер отсутствует научно-историческая характеристика самого движения, руководимого П.В. Ксе-нофонтовым.
По истории репрессий в Якутии опубликована книга И.И. Николаева и И.П. Ушницкого историко-публицистического характера12. В ней впервые сделана попытка показать внесудебные репрессии в историческом плане, приводятся данные о жертвах внесудебного произвола и политических процессах, но, к сожалению, преобладает ненаучная трактовка событий и фактов: отсутствует анализ исторической обстановки, не определены причины репрессий, их направленность по социальным слоям, этапы и т.д. Авторы рассматривают следственные дела политических заключенных в отрыве от реальных событий, поэтому внесудебные репрессии представлены порой как следствие признательных показаний конкретных людей. Ту же ошибку допускает И. Ласков13, хотя он обратился к данной проблеме именно с критикой вьюодов авторов «Центрального дела». В статьях Ласкова о последних страницах жизни государственных и общественно-политических деятелей Якутии М.К. Аммосова и П.А. Ойунского проявился субъективный, конъюнктурный подход без критического анализа документов. Брошюра Е.Е. Алексеева14 с привлечением документов архива ФСБ РС(Я) отражает противоречивые моменты в исследовании этой проблемы.
Основой для данной работы явились опубликованные источники 15 и неопубликованные документы архива ФСБ Республики Саха (Якутия), Национального архива PC (Я) и его филиала. В архиве РС(Я) представлены следственные дела политических репрессированных, документы о создании и деятельности оппозиционных партий и союзов с именными списками, протоколами собраний, с приложением указаний НКВД СССР и схемы так называемого «Антисоветского правотроц-кистского буржуазно-националистического блока».
Следственные дела как исторический источник требуют своеобразного, критического подхода. Так называемые признательные показания необходимо рассматривать в качестве
6
официальной версии НКВД по обвинению репрессированных. Имела место практика составления протоколов допросов самими следователями. Зачастую машинописные, эти документы не позволяют определить точную дату заполнения. Согласно «теории» прокурора СССР А.Я. Вышинского о делах по государственным преступлениям главным и решающим доказательством являлось признание самого обвиняемого, и поэтому следователи стремились добиться его любыми способами. Исходя из этого при изучении следственных дел необходимо обратить внимание на даты ареста; первый протокол допроса, который отражает биографию арестованного, его собственные взгляды по тем или иным вопросам; обвинительное заключение, судебные или внесудебные материалы; кассационные жалобы после суда, из мест заключения, реабилитационные документы.
Даты смерти арестованных по политическим делам НКВД скрывало от близких родственников, им выдавалась заведомо ложная справка из отделов ЗАГСа. Имея в виду данное обстоятельство, уточнить дату смерти можно лишь на основании приговоров, путем сопоставления разных источников. Доказательства невиновности могут содержаться в совершенно других следственных делах. Объективная, целостная картина внесудебных репрессий вырисовывается на основе комплексного изучения различного круга источников.
Надо признать, что в архиве ФСБ РС(Я) содержатся наиболее подробные биографические данные, отражающие деятельность обвиняемых до ареста. В Национальном архиве РС(Я) использованы личные фонды, личные дела депутатов Верховного Совета Я АССР (ф. 50), служащих Совета Министров ЯАССР (ф. 52). В филиале НА РС(Я) представляли интерес также личные дела членов Компартии и документы секретного делопроизводства, позволившие выяснить позицию Якутского обкома ВКП(б) по отношению к движению «конфедералистов».
В монографии на основе следственных дел воссоздана история внесудебного произвола; сделана попытка определить основные этапы политических репрессий, их цели и социальную направленность, выяснить причины и особенности их в Якутии в конце 20-х — 30-е гг. Изученный материал лег в основу
7
биобиблиографического указателя репрессированных деятелей Якутии.
Автор приносит благодарность сотрудникам ФСБ РС(Я) и всем тем, кто оказал неоценимую помощь при подготовке данной монографии.
Глава первая
РЕПРЕССИИ КАК СРЕДСТВО УКРЕПЛЕНИЯ ТОТАЛИТАРНОГО РЕЖИМА. ДВИЖЕНИЕ «КОНФЕДЕРАЛИСТОВ» В ЯКУТИИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ (конец 20-х - начало 30-х гг. XX в.)
Историческое прошлое советского государства свидетельствует, что в его развитии проявились две основные тенденции. Одна из них — стремление к демократизации, расширению участия населения в управлении делами государства. И вторая — усиление бюрократизации, власти аппарата. Как объяснить вторую тенденцию? Социалистическая революция представляла собой акт революционного насилия. Революционное переустройство общества, экспроприация частной собственности, подавление свергнутых эксплуататоров, защита завоеваний революции — все это требовало применения революционного насилия, порой весьма жесткого организованного принуждения. Для этого был нужен сильный централизованный государственный механизм пролетарской диктатуры, который стал главным орудием социалистического строительства.
В наиболее завершенном, «классическом», виде представления о раннем социализме были реализованы на практике как система «военного коммунизма» в годы гражданской войны, с его продразверсткой, уравнительным распределением (пайки), всеобщей трудовой повинностью и иными (топливной, гужевой и т.д.) повинностями. Именно тогда волевые, «авторитарные» методы управления стали применяться не только в экономике, но и в других сферах общественной и государственной жизни.. Известна оценка Лениным политики «военного коммунизма» как политики, вынужденной условиями войны, не отвечавшей задачам социалистического строительства1. Но оценка военного коммунизма была дана уже после его отмены в 1921 г. А в годы гражданской войны его рассматривали вовсе не как сумму военно-мобилизационных мероприятий, а как магистральный путь к коммунизму. Административно-командная модель управления делами общества, которая утвердилась в 30-е гг., прямо вытекала из тогдашних представлений о социализме, сложившихся в ранних условиях.
9
До Октябрьской революции и после нее в марксистской теории основными положениями были тезисы о несовместимости товарно-денежных отношений с социализмом и о роли революционного принуждения как стимула работников к труду2. Нужно учитывать еще один важный фактор. В стране, где веками существовало крепостное право, где вплоть до февраля 1917 г. сохранилось самодержавие, среди народных масс практически отсутствовали демократические традиции.
К тому же на политическое мышление как партийных кадров, так и обывателей наложила отпечаток длительная, ожесточенная гражданская война. Утвердился дух непримиримости и нетерпимости ко всякому инакомыслию. Именно в ходе гражданской войны сформировался обширный слой партийных, советских, хозяйственных руководителей, считавших, что военные методы, которые дали триумфальную победу в гражданской войне, будут столь же эффективны в любой другой сфере, стоит лишь их применить. И после окончания гражданской войны положение «осажденной крепости» в капиталистическом окружении, в котором долгое время находилась Россия, также существенно сдерживало процесс демократизации. Этому способствовала идея мировой революции, согласно которой социалистическая революция 1917 г. рассматривалась большевистской партией как ее начало.
В уголовном законодательстве не было и нет понятия «политическая преступность»: его правовое закрепление было бы равносильно политическому саморазоблачению. В гула-говском обиходе под ним понимались контрреволюционные преступления (1918—1958 гг.), а после принятия уголовного законодательства 1958 г. — некоторые государственные преступления, совершенные по антисоветским, антисоциалистическим мотивам и целям. Жесткая зависимость политических репрессий в СССР от политической и идеологической конъюнктуры подтверждается почти 70-летней динамикой «политических преступлений». Их антисоветская, антисоциалистическая мотивация, как правило, устанавливалась путем объективного вменения. Значительная часть репрессированных не совершала никаких контрреволюционных действий, она лишь в той или иной мере обнаруживала несогласие с властями. Основная же их масса даже не имела негативного отношения
10
к властям. Поэтому репрессированные лица рассматриваются не в качестве субъектов преступлений, а как жертвы политического произвола. По международным документам они приравниваются к жертвам обычных преступлений3.
Под политическим произволом по Закону о реабилитации жертв политических репрессий от 18 октября 1991 г. понимаются «различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществляющиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами»4.
Тотальный контроль государства над личностью, установленный в 20—30-е гг., охватывал все сферы общественной жизни: экономическую (полная зависимость человека от единственного работодателя — государства), правовую (примат прав государства над правами личности), организационную (всеохватный и жесткий централизм власти), идеологическую (подавление инакомыслия), социально-психологическую (доминирование пропартийного общественного мнения), оперативную (тайная и явная, государственная и общественная слежка) и репрессивную (массовая расправа над неугодными). Репрессии не были однородны и имели как бы три направления: во-первых, террор в отношении враждебных классов и социальных групп (дворянства, белого офицерства, духовенства и пр.); во-вторых, внутрипартийной террор, перешедший в террор против предполагаемых и мнимых врагов; в-третьих, террор в отношении остальной части населения, призванный насильно привести людей к царству Свободы.
«С точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, — писал в 1920 г. Бухарин, — пролетарское при
11
нуждение во всех своих формах, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи»5. Политические репрессии имели целью унификацию идеологической сферы, уничтожение политической и идейной оппозиции.
Политическое насилие направлялось из центра через призывы, лозунги, указания, декреты и другие правовые акты. Большинство их никогда не публиковались. Они стали доступны только после принятия Президентом Российской Федерации указа «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека» от 23 июня 1992 г. Их насчитывается тысячи. Они касаются направленности репрессий, уголовного и административного порядка их осуществления, организации репрессивных органов, порядка исполнения и мест отбывания наказания, применения принудительного труда, ограничения прав, помещения в психиатрические учреждения и др. Некоторые из этих актов уже опубликованы.
Проследим коротко отдельные тенденции репрессивного законодательства (правотворчества). 19 ноября 1917 г. Наркоматом юстиции была издана подробная инструкция «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». Инструкция положила начало практике подмены репрессивными органами законодательных учреждений и издания важнейших правовых норм в виде закрытых ведомственных актов. В ней предписывалось руководствоваться при назначении наказания не законами, а «обстоятельствами дела и велениями революционной совести». В соответствии с Декретом СНК от 28 ноября 1917 г. члены партии кадетов «как партии врагов народа» подлежали аресту и суду революционных трибуналов, а 5 сентября 1918 г. этот же исполнительный орган, отменив решение Всероссийского съезда Советов, ввел смертную казнь и объявил о красном терроре. В эти годы создается основной репрессивный орган — Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совнаркоме,
12
которой было предоставлено «право непосредственной расправы для пресечения преступлений», изоляции классовых врагов путем помещения их в концентрационные лагеря, расстрела всех лиц, причастных к вражеским организациям. При разветвленной сети местных органов ВЧК превращалась в мощный аппарат политических репрессий, т.к. органы ЧК сами осуществляли и предварительное следствие, и определяли меры наказания в административном (внесудебном) порядке.
23 мая 1922 г. был принят первый Уголовный кодекс РСФСР, в особой части которого впервые объяснялось понятие «контрреволюционное преступление». Под ним подразумевалось всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революции. Такое широкое и неопределенное понятие дополнялось применением уголовно-правовых санкций при недоказанности контрреволюционности действий, расплывчатостью понятий и т.д., что позволяло репрессировать любого человека при одном только подозрении.
Впервые были сформулированы четыре статьи об антисоветской пропаганде и агитации, о распространении ложных слухов, способных вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее. Санкции применялись вплоть до высшей меры наказания. Доктрина «революционной законности» стала идеологической основой строящейся системы правоохранительных органов. При недоказанности контрреволюционности действий уголовное наказание не исключалось, а только смягчалось. Началась организованная массовая расправа с инакомыслящими. Как бы ни менялась потом уголовная ответственность за инакомыслие, фактически все основные положения УК 1922 г. в этой части оставались в силе до сентября 1989 г.
Спустя четыре месяца после принятия Уголовного кодекса комиссии при НКВД было предоставлено право в административном порядке не только высылать, но и заключать соци-альноопасных лиц в лагерь принудительных работ. После образования СССР в 1922 г. и принятия Конституции 1924 г. институт высылки в соответствии с Основными началами уголовного законодательства СССР и союзных республик распространился на всю территорию Союза. Самыми массовыми были административные высылки на поселение кулаков
13
и членов их семей, неугодных народов, военнопленных и перемещенных лиц. По Конституции 1924 г. ГПУ РСФСР было преобразовано в ОГПУ СССР. В том же году ЦИК СССР расширил его полномочия. Наряду с коллегией ОПТУ, имеющей судебные функции, создавалось Особое совещание, которому предоставлялось право административных высылок, ссылок, заключения в концлагерь. Расширялась и уголовно-правовая база репрессий. В 1926 г. был принят новый УК РСФСР. В нем понятие «контрреволюционное преступление» стало более обширным, допускалось прямое объективное вменение. Существенно расширилась уголовная ответственность за антисоветскую агитацию и пропаганду: добавлялись призывы к неповиновению требованиям властей, использование религиозных предрассудков в контрреволюционных целях.
27 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил общесоюзное Положение о преступлениях государственных. Оно было включено в УК РСФСР в виде ст. 58 и 59 с соответствующими значками. То же было сделано и в других союзных республиках. Борьба с контрреволюционными деяниями в СССР унифицировалась. 8 июня 1934 г. ЦИК СССР дополнил упомянутое Положение ст. 58 пунктами 1а—1г. В них впервые была установлена уголовная ответственность для членов семей изменников Родины в виде лишения избирательных прав и ссылки в отдаленные местности на пять лет^
С конца 1929 г. массовые внесудебные репрессии привели к широкому проникновению как в народные массы, так и в партию настроений, характерных для гражданской войны. Эти настроения отразились и в теории права, в различных левацких «загибах», получивших распространение в конце 20-х — начале 30-х гг. В частности, в предложениях об «упрощении» уголовного процесса и в подготовленном под руководством наркома юстиции РСФСР Н.В. Крыленко проекте Уголовного кодекса без особенной части основанием уголовной ответственности должна была быть не конкретная вина, а «опасное состояние» личности (определяемое, например, социальным происхождением и т.д.)6.
В 1929—1933 гг. насильственная коллективизация, борьба с троцкистами и правыми уклонистами, развернутое наступление
14
социализма усилили репрессивную деятельность режима. В структуре репрессированных лиц особенно велика была доля кулаков. 2 февраля 1930 г. в приказе ОГПУ № 44/21 говорилось: в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества, как врага сплошной коллективизации, по нему должен быть нанесен сокрушительный удар7. Истребление и выселение кулаков было проведено оперативно и с перевыполнением. Они делились на три категории: контрреволюционный актив — подлежал уничтожению по решению «троек»; богатые кулаки и семьи кулаков первой категории — высылались в отдаленные районы с конфискацией имущества; остальные кулаки, а также середняки, бедняки и даже батраки с прокулацкими настроениями — выселялись внутри республик, областей и краев. Самой многочисленной была вторая категория. По данным ГУЛАГа, ОГПУ только в 1930-1931 гг. было выслано 1803392 человека8. Оценивая эти данные, следует учитывать, что они неполны. Среди высылаемых была высокая смертность. О числе кулаков первой и третьей категорий вообще нет сколько-нибудь точных сведений.
Сокращаться репрессии начали с 1932 г., когда почти завершилось раскулачивание в основных сельскохозяйственных регионах страны. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в своей инструкции от 8 мая 1933 г. № П-6028 констатировали: «Мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников, и часть колхозников»9. Расправа с кулаками была генеральной репетицией перед еще более кровавыми историческими событиями. Она убедила вождей в колоссальных возможностях режима по насильственному переустройству общества.
Проведение полигики, основанной на принуждении в отношении подавляющего большинства населения страны, требовало и соответствующей реформы административно-политического аппарата. И эта реформа была проведена в начале 30-х гг. Что она дала? Во-первых, усилилась централизация аппарата. Милиция, ранее находившаяся в двойном подчинении (НКВД союзных республик и местных исполкомов), была выведена из-под контроля местных властей и подчинена непосредственно ОГПУ, а НКВД союзных республик в декабре 1930 г. упразднены10. В 1932 г. в составе ОГПУ была образована
15
судебная коллегия, в связи с чем исполнительские функции дополнялись судебными. Преобразование ОГПУ в НКВД СССР произошло в 1934 г. В структуру нового наркомата вошли органы госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска. НКВД СССР были переданы исправительно-трудовые лагеря и огромные стройки, рудники, лесоразработки и т.д., где трудились заключенные. Во-вторых, была проведена «чистка» аппарата НКВД, в ходе которой были уволены или репрессированы старые чекисты, работавшие еще с Ф.Э. Дзержинским. В-третьих, значительно увеличилась численность аппарата НКВД, причем пополнение шло главным образом за счет малограмотных слоев населения. Много проникло в НКВД и различных авантюристов. Аппарат НКВД занял особое место в государственном механизме. Это выражалось и в его материальном обеспечении, и в порядке присвоения специальных званий, введенных в 1935 г., и в его полномочиях.
В Постановлении ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. говорилось о создании Особого совещания при НКВД СССР вместо существовавшей ранее Судебной коллегии ОГПУ, которая упразднялась. В его состав был введен прокурор СССР или его заместитель, а полномочия ограничивались правом применять в административном порядке заключение в исправительно-трудовой лагерь на срок до 5 лет, а также ссылку и высылку на тот же срок или выдворение за пределы СССР11.
Сигналом к новой волне репрессий явилось убийство СМ. Кирова 1 декабря 1934 г. В этот день было принято постановление ЦИК СССР о порядке ведения дел по террористическим актам против работников советской власти, которое существенно урезало юридические гарантии прав обвиняемых по данной категории дел12. Сокращались до 10 дней сроки следствия, обвинительное заключение обвиняемому положено было вручать за сутки до суда, и дело рассматривалось без участия сторон (т.е. без прокурора и адвоката). Кассационное обжалование и подача ходатайств о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания должен был приводиться в исполнение немедленно.
Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский издал в 1935 г. директиву, расширяющую уголовную ответственность.
16
Он предписывал выступления, одобряющие террористические акты, квалифицировать в зависимости от обстоятельств либо как антисоветскую агитацию и пропаганду, либо как организованную контрреволюционную деятельность, либо как покушение13. Дела о контрреволюционных преступлениях в отношении группы лиц должны были стать подсудными спецколлегиям, а в отношении одиночек и групп лиц, если по делу «нет достаточных доказательств», — Особому совещанию. 14 сентября 1937 г. ЦИК СССР распространил упрощенный порядок рассмотрения дел о террористических актах практически на все контрреволюционные преступления14. За отступление от этого порядка работники репрессивных органов жестоко наказывались. Расследовать дело за 10 дней было невозможно, поэтому широко применялись пытки, насилие, подлоги, обманы. Действующий в то время институт аналогии позволял репрессивным органам (НКВД, Прокуратуре, НКЮ, Верховному суду), исходя из политической обстановки, по своему усмотрению толковать как контрреволюционные деяния любые умышленные и неосторожные^действия и бездействия. Максимальный срок лишения свободы по делам о государственных преступлениях увеличивался с 10 до 25 лет. Дела лиц, привлекавшихся к ответственности по политическим обвинениям, по инициативе A.M. Кагановича стали разбираться во внесудебном порядке с применением высшей меры наказания. Учитывая большое число таких дел, по предложению члена Политбюро В.М. Молотова расстрелы производились тысячами по спискам. Особое совещание стало действовать не в полном составе, предусмотренном законом, а в виде «тройки», позднее и «двойки»: нарком внутренних дел (сначала Н.И. Ежов, с 1938 г. - Л.П. Берия) и прокурор СССР (А.Я. Вышинский). На местах тоже возникли «тройки» и «двойки». Судебный порядок, установленный законами от 1 декабря 1934 г. и 14 сентября 1937 г., мало чем отличался от внесудебного.
Если репрессии конца 20-х — начала 30-х гг. были направлены против остатков кулачества, нэпманов, зажиточных слоев населения деревни и города, старой интеллигенции, то с декабря 1934 г. они, расширяясь, втягивали в свой круговорот и другие социальные слои. В середине и во второй половине
17
30-х гг. они обрушились на партийный и советский аппарат, командный состав армии, широкий слой хозяйственников.
1937—1938 гг. стали «пиком» репрессивной деятельности. Так, из 796613 осужденных в 1937 г. за контрреволюционные преступления 353074 человека были приговорены к высшей мере наказания15.
В 1992 г. в президентском архиве были обнаружены документы о плановой организации массовых репрессий в 1937—1938 гг.16. На основе решения ЦК ВКП(б) от 2 июня 1937 г. о борьбе с врагами народа последовал приказ наркома внутренних дел Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г. о репрессировании 268950 человек, в том числе об уничтожении 75950 (первая категория), о направлении в лагеря и тюрьмы 193000 (вторая категория). План был расписан по республикам, краям и областям. Расправа была приостановлена лишь 17 ноября 1938 г. в связи с ликвидацией «троек» и обвинениями НКВД и прокуратуры в злоупотреблениях и попытке выйти из-под партийного контроля. Таким образом, центральные власти избавились от свидетелей-соучастников и обелили себя. В 1939 г. число регистрируемых репрессий снизилось в 20 раз. Однако в 1940 г. репрессии вновь стали увеличиваться и в 1941 г. возросли по сравнению с 1939 г. в 4,4 раза17. Последний всплеск регистрируемых репрессий был в 1946—1947 гг., когда они обрушились на репатриированных граждан.
Особый интерес представляют регистрируемые политические репрессии за проведение антисоветской агитации и пропаганды. Их доля в структуре контрреволюционных преступлений в различные годы колебалась в пределах 30—50%. В 1936 г., например, по этому обвинению было арестовано 234301 человек18.
Как известно, перепись 1937 г. была признана дефектной. По сравнению с ранее объявленными подсчетами не хватало 18 млн человек. Сведения о ней были засекречены, а ее организаторы — расстреляны. Только в борьбе с кулачеством пострадало более 20 млн человек19. Есть введения, что лишь с января 1935 г. по июль 1941 г. было репрессировано 19840000 человек, причем в первый же год после ареста
18
были казнены, погибли под пытками и умерли около 7 млн человек20.
Система достигла своей главной цели — самосохранения: подлинные и мнимые враги были уничтожены или заточены в лагеря. Судьбу их разделили вероятные враги и т.д. Была достигнута и вторая цель — геноцид или по меньшей мере акты политического бандитизма были сокрыты и от мировой общественности, и от собственного народа.
Одна из характерных особенностей тоталитарной системы проявилась в попытке покончить за короткий срок с преступностью, прежде всего с преступлениями против собственности — уголовной карой. Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» от 7 августа 1932 г. установило за хищение названного имущества в любых формах и размерах одно наказание — расстрел с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок в десять лет21. При этом не учитывалось, что для многих миллионов населения страны, находившихся в тягчайшей нужде и стоявших на грани голодной смерти, кара за хищение была предпочтительнее верной гибели. Уровень преступлений против собственности был высоким и после издания закона от 7 августа 1932 г.
Репрессии периода «воейного коммунизма» и репрессии после «сталинской революции сверху» 1929 г. (года «великого перелома») имели качественно иное отличие. В условиях гражданской войны первые преследовали цель лобовой атаки на капитал, отождествлялись с понятием «раннего социализма». Многие сподвижники В.И. Ленина в конце 20-х гг. поверили в то, что Сталин, ликвидируя нэп, возвращает их к социализму безрыночному, без товарно-денежных отношений, классово-непримиримому, с чрезвычайными, экстренными методами руководства, утопической идеей немедленного скачка к коммунистическим отношениям. Репрессии второго периода явились средством укрепления тоталитарного режима, утверждения административно-командных методов руководства в экономике. Из двух тенденций в стиле руководства конца 20-х гг. — демократической и авторитарной — вторая взяла верх. После
19
смерти В.И. Ленина дискуссии о путях и методах строительства социализма в СССР имели особенно острый характер. В конце 20-х — начале 30-х гг. со стороны политического руководства обосновывалась необходимость существенного ускорения темпов социально-экономического развития, скорейшего создания индустриальной базы. Дискуссии приобрели характер внутрипартийной борьбы, в т.ч. за лидерство в партии.
С 1926 г. курс на индустриализацию стал генеральной линией ВКП(б). План социалистической индустриализации предусматривал создание промышленных очагов в ранее отсталых национальных районах, в т.ч. в Якутии, которая давала тогда треть добываемого в СССР золота22. Происходило постепенное свертывание новой экономической политики, элементов рыночных отношений в промышленности и сельском хозяйстве, сопровождавшееся усилением государственного регулирования. Этому способствовало и то обстоятельство, что за годы нэпа так и не была демонтирована сформировавшаяся в период «военного коммунизма» чрезмерно централизованная система управления народным хозяйством.
В этих условиях в феврале 1926 г. проходил IV Всея-кутский съезд Советов, в работе которого отразилась общественно-политическая ситуация, характерная для всей страны в целом. Около половины делегатов съезда образовали «беспартийную фракцию», куда вошли И.Н. Прядезников, А.Д. Широких, В.Н. Леонтьев, В.Г. Николаев, И.В. Слепце», М А. Сузда-лов, AJL Рязанский, АЛ. Бахсыров, М.И. Ковынин, АВ. Давыдов, И.Ф. Афанасьев, М.И. Кычкина и др.23 Представители «беспартийной фракции» требовали удлинения сроков пользования единоличными хозяйствами расчищенных ими земель, предлагали поощрение хозяйств, выделяющихся в хутора, и всемерную поддержку их, требовали уменьшения налогов с хозяйств, имеющих значительное количество скота и посевов.
Спустя несколько лет представители беспартийной интеллигенции были репрессированы в период наступления на капиталистические элементы, во время кампании борьбы с кулачеством.
Еще в декабре 1925 г. беспартийная интеллигенция на IV Якутском окружном съезде Советов выставила кандидатуру
20
П.В. Ксенофонтова на IV Всеякутский съезд Советов24. Его публично поддержал лидер национальной интеллигенции В.Н. Леонтьев, зная о намерении Ксенофонтова внести изменения в проект Конституции ЯАССР с целью расширения автономных прав республики, т.е. выхода ее из состава РСФСР и добровольного вхождения на договорных условиях в состав СССР. Но кандидатура П.В. Ксенофонтова не прошла, и проект реформы Конституции ЯАССР даже не обсуждался на съезде, что послужило одним из поводов для возникновения движения «конфедералистов».
Идеолог движения Павел Васильевич Ксенофонтов родился в мае 1890 г. в 4-м Мальжегарском наслеге Западно-Кангаласского улуса Якутского округа в зажиточной семье, якут25. Окончил юридический факультет Московского университета, несколько лет работал адвокатом в Москве. Вернулся в Якутск летом 1925 г. До начала 1926 г. жил в родном улусе, близко познакомился с сельскими учителями П.Г. Омо-русовым и С.Н. Даниловым. В 1926 г. поступил на работу в наркомат финансов республики. Летом 1926 г. закончил рукопись «Теория и практика ленинской национальной политики». П.В. Ксенофонтов как юрист развивал мысль, что автономии для Якутии мало, т.к. она «не обеспечивает самых жизненных интересов нашей нации,... поэтому надо добиваться союзных отношений с СССР»26, для этого следует изменить Конституцию ЯАССР с сохранением ее советского типа, обеспечением элементарных политических прав трудящихся. По причине жесткой партийной диктатуры им был выбран путь пробуждения более или менее широкого национального движения, однако этот вопрос не был решен весной 1927 г., когда П.В. Ксенофонтов полагал, что движение должно свестись только к «военной» демонстрации. Движение возникло стихийно, без подготовки, о чем свидетельствует утверждение П.В. Ксенофонтова: «Я считал, что у нас не было определенной организации, поставившей своей целью начать вооруженное выступление именно осенью 1927 г., никто не был в этом уверен... В конце концов был вынужден согласиться с ближайшими друзьями написать программу нашей партии и без философской обосновки, в которой они ни черта не понимают и понимать не желают. Это было весной 1927 года...»27.
21
Лишь после предупреждения П.В. Ксенофонтова о том, что в партийных кругах и ГПУ известно о готовящемся выступлении, он приступил к созданию организации в августе 1927 г.
10 августа 1927 г. в с. Покровске состоялось первое заседание членов-учредителей Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералистов)28. Присутствовали 10 человек: П.В. Ксенофонтов, СМ. Михайлов, СИ. Михайлов, А.П. Павлов, П.Г. Оморусов, И.Л. Белолюбский, Г.В. Афанасьев, И.Г. Кириллов (председатель), С.Н. Данилов (Ленский) (секретарь), Исаков. Заслушав доклад П.В. Ксенофонтова о необходимости добиваться изменения действующей Конституции ЯАССР при сохранении основных принципов советской государственности, собравшиеся приняли решение о создании партии и подготовке проектов программы и устава к 15 октября. Встав на путь открытого выражения противопоставления своих взглядов официальному курсу ВКП(б), П.В. Ксенофонтов оказался в лагере третьей силы — бывших противников советской власти и улусной молодежи, слабо разбирающейся в политике. Членов ВКП(б) Ксенофонтов называл не иначе как «закрытой кастой безответственной демократии». Не случайно, что как-то встретившись с председателем СНК ЯАССР М.К. Аммосовым в театре, они «обменялись колкостями и разошлись»29, — факт, подтверждающий, что с обеих сторон были весьма натянутые отношения. Связь с другой группой — беспартийной интеллигенцией — Ксенофонтов тоже отрицает: «С Софроновым А.И., Давыдовым А.В. и др. серьезными нацинтеллигентами можно было говорить лишь на основе серьезных теоретических трудов...»30. Нарком финансов Ф.П. Лепчиков предупредил СМ. Михайлова, что группу П.В. Ксенофонтова могут постигнуть репрессии31. Уже находясь в тюрьме, 25 марта 1928 г. П.В. Ксенофонтов дает более объективную характеристику своему движению, из которой очевидны причины его оторванности от масс и неорганизованности: «Считаю его (т.е. движение. — Т.Н.) национальным движением мелкобуржуазных слоев... Признание меня «контрреволюционером» со стороны нацинтел-лигенции я считаю или недоразумением, или запуганностью...
22
Я понимаю, что мною был допущен ряд ошибок, и в т.ч. я не учел, что фактом поднятия стихийного восстания с первоначальным антисоветским уклоном я открывал возможности развитию и распространению контрреволюционных стремлений кулацко-тойонатских кругов. Но попытки использовать мое движение в этом направлении со стороны нацинтеллигенции абсолютно не допускаю»32. Нельзя не отметить неоднозначное отношение Якутского обкома ВКП(б) и органов ГПУ к этому движению.
Следует иметь в виду то обстоятельство, что в Якутии с начала 20-х гг. сохранялись ультракоммунистические тенденции, выразителями которых явились левые коммунисты, бывшие эсеры и красные партизаны — активные проводники политики «военного коммунизма» и жесткого централизма советской государственной системы. Как свидетельствует один из них, A.M. Дексиляхов, против «аммосовской» (Аммосрв М.К. — Т.И.) линии «красные партизаны» выступили еще в июне 1922 г. с заявлением в адрес Ревкома ЯАССР33, выразив несогласие с поворотом политики в сторону гуманизации, амнистии участников «повстанчества», привлечения беспартийной интеллигенции в советский административный и хозяйственный аппарат. Основа для внутрипартийных разногласий при сохранении старого правительственного курса должна была неизбежно расширяться. Контраргументом сторонников жесткого подавления врагов советской власти явилось то, что политика амнистии участников повстанчества в 1923—1925 гг. как бы не достигла своей цели, и методы мирной ликвидации вооруженных выступлений предыдущих годов привели, наоборот, к отрицательному результату. По мнению историка В.И. Шишкина, красный бандитизм вполне благополучно просуществовал в Сибири все 20-е гг.34 Он выполнял две важные социальные функции. С одной стороны, красный бандитизм являлся дополнительным фактором, с помощью которого диктатура пролетариата сдерживала активность своих оппонентов и противников, с другой стороны — служил каналом, через который проявилась ненависть социальных низов деревни к ее верхам и интеллигенции. Данное утверждение относится и к Якутии, где в конце 20-х гг. берут верх тенденции вооруженной ликвидации враждебных советской власти группировок.
23
Партийное руководство знало об оппозиционном движении с самого начала его зарождения. С февраля 1927 г. секретарь обкома И.Н. Барахов «получил первые сумбурно-хвастливые сведения от беспринципного анархиствующего якута К.А. Сокольникова, который хвастался тем, что он лучше знает об этом заговоре, чем ГПУ, и что ГПУ пользуется его данными»35. Характерно признание самого К.А. Сокольникова, бывшего красного партизана: «Для меня не существует ни близких, ни друзей, ни родственников, я вел борьбу со всеми, невзирая ни на лица, ни на положения, во имя интересов Советской власти»36. В 1921—1922 гг. он являлся начальником особого конно-ударного отряда губчека, и не случайно его называли «железной метлой советской власти».
В конце августа 1927 г. из Новосибирска прибыл полномочный представитель ОГПУ С. Буда и сообщил, что ему поручили поставить перед обкомом вопрос о немедленном аресте участников ксенофонтовского заговора37. В список подлежащих аресту были включены около 70 человек, почти все известные представители национальной интеллигенции. Обком ВКП(б) (И.Н. Барахов, М.К. Аммосов, АГ. Габышев, С.Ф. Гоголев) очень осторожно подошел к этому вопросу и просил отсрочить арест, руководствуясь соображениями о влиянии нацинтеллигенции среди населения и недостаточностью материалов. Разрешение ОГПУ из Москвы было получено. Но вскоре поступили сведения, что срок выступления заговорщиков назначен на 21 сентября, поэтому ЯО ОГПУ (начальник Петров) решило арестовать подозреваемых 18 сентября. Один из сотрудников ЯО ОГПУ, который выехал в Мегинский улус, узнав, что заговорщики собираются в город Якутск и могут скрыться, приступил к арестам с 14 сентября, тем самым была упущена возможность арестовать самого П.В. Ксенофонтова. В Якутске в ночь на 16 сентября было арестовано более 30 человек, в т.ч. известные общественные деятели АИ. Софронов, Ф.Г. Сивцев, АИ. Говоров, И.Ф. Афанасьев, М.П. Слепцов, В.И. Новгородов, Н.Н. Божедонов, П.И. Оросин (см. приложение 2). Основанием для возбуждения «уголовного дела» послужило подозрение о их возможном участии в антисоветском заговоре с целью свержения советской власти в Якутии и выхода ее из состава СССР, а
24
также показание К. А. Сокольникова. По его показанию, 22 — 23 апреля 1927 г. по ул. Полевой у Афанасия Ефимова состоялось совещание с участием М.К. Артемьева и Н.Ф. Афанасьева о назначении антисоветских агитаторов по улусам: в Таттинский — АВ. Давыдова, АИ. Софронова, в Ботурусский — П.И. Сивцева, Мегинский — П.А. Слепцова, Намский — Ефима Сивцева, Дюпсинский — И.Ф. Афанасьева и П.П. Афанасьева, Борогонский — А.И. Говорова, Баягантайский — М.П. Слепцова и К. Неустроева38. Дело в отношении 28 человек, представителей старой интеллигенции, бывших белых офицеров, учащейся молодежи, рассматривалось 29 октября 1928 г. на Особом совещании при коллегии ОГПУ в г. Новосибирске во внесудебном порядке, на основании приказа ОГПУ № 172 от 1924 г. Ввиду отсутствия каких-либо доказательств в совершении преступления по предварительному следствию им было предъявлено обвинение в недонесении о контрреволюционном выступлении. Студенты Якутского педгехникума — КН. Егорова, М.В. Харитонова, Н.М. Бурцев были освобождены из-под стражи с лишением права проживания сроком на три года в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в Якутии. Г.И. Готовцев, 27 лет, уроженец Баягантайского наслега Баягантайского улуса, осужденный на 10 лет, по пути следования в г. Новосибирск тяжело заболел и скончался 22 марта 1929 г. в Казанской объединенной больнице мест заключения.
Остальные 24 заключенных должны были следовать этапом в Соловецкий концлагерь (СЛОН). Из них 18 человек не имели никакого отношения к событиям осени 1927 г. и не знали о существовании заговора, трое знали о заговоре, но не донесли, четверо молодых людей признали вступление в группу Ксенофонтова с целью агитации за федеративные отношения Якутии с СССР в рамках советской демократии39. Обвинительное заключение по сути представляет собой политический документ, в нем изложена социальная опасность белопов-станческого движения в Якутии периода 20-х гг. без достаточного юридического обоснования и оценки конкретных действий обвиняемых. Предварительное следствие акцентировано на прошлой деятельности, хотя они были амнистированы по постановлению Президиума Якутского ЦИК от 8
25
сентября 1924 г.40 Доказательств о совершении ими антисоветского преступления по данному делу добыто не было. Постановлением президиума Верховного суда Якутской Саха ССР от 19 декабря 1991 г. дела в отношении 27 человек прекращены за недоказанностью обвинения41. АИ. Софронов — один из основоположников якутской литературы — был арестован 16 сентября 1927 г. Постановлением ОГПУ от 30 января 1929 г. лишение свободы Софронову по причине болезни заменено высылкой в Архангельскую губернию на тот же срок. В октябре 1930 г. постановлением ЦИК СССР он был освобожден с лишением права проживания на оставшийся срок в шести центральных городах СССР и Якутской АССР. На основании надзорного протеста заместителя генерального прокурора СССР решение коллегии ОГПУ от 29 октября 1928 г. в отношении А.И. Софронова отменено постановлением президиума Верховного суда ЯАССР 15 ноября 1962 г.42
После произведенных арестов обком ВКП(б) констатировал их неудачу, поскольку ГПУ, не имея достаточных материалов, допустило ряд оперативных упущений, захватив лишь рядовых участников в момент подготовки их к выступлению. Руководители П.В. Ксенофонтов, И.Г. Кириллов и другие сумели скрыться и провели второе собрание членов-учредителей партии «конфедералистов» 4 октября 1927 г. в местности Кудома Восточно-Кангаласского улуса, на котором присутствовало 14 человек43. Вел собрание СМ. Михайлов, были приняты программа и устав партии, избран «генеральный секретарь ЦК» (Центрального комитета) — П.В. Ксенофонтов. В состав временного ЦК вошли П.В. Ксенофонтов, СМ. Михайлов, СИ. Михайлов, В.М. Слепцов, П.Г. Оморусов (Семенов), СН. Данилов (Ленский), Оторов, И.Л. Бе-лолюбский (Кумахтахов), Трубачев, Софонов; кандидатами в ЦК — Д.М. Кондратьев, Ефимов, Исаков, Боев; в состав ЦКК (Центрального контрольного комитета) — И.Г. Кириллов, Киров, М.К. Артемьев, А. Оморусова. Рабочему аппарату ЦК было поручено выработать инструкцию районным уполномоченным о порядке проведения организационной работы по созданию партийных ячеек. Обсудив создавшееся положение «в связи с репрессиями правительства в отношении
26
членов партии», уполномоченным ЦК поручили немедленно приступить к сбору имеющегося у населения оружия и к созданию добровольческих партизанских отрядов в правобережных районах. План действий и способ снабжения партизанских отрядов предложили на усмотрение самих стихийно образовывавшихся отрядов, запретив ЦК и его уполномоченным какое-либо вмешательство по партийной линии в этих вопросах. Таким образом, со стороны руководителей проявилось стремление придать движению стихийно-народный характер.
Аресты учащейся молодежи, бывших участников антисоветских выступлений и интеллигенции в сентябре 1927 г. послужили толчком, поводом для вооруженной демонстрации в улусах. Движение находило поддержку среди малограмотной части населения лозунгами «спасти родину... от самопроизвола ГПУ... и от ига левых коммунистов», не допустить возврата к политике «военного коммунизма»44. Один из военных руководителей — М.К. Артемьев45, неоднократно участвовавший в антисоветских движениях в начале 20-х гг., в письме к командиру первого конного отряда войск ЯАССР ИЛ. Отроду объясняет свою причастность к движению таким образом: «... Когда же я убедился, что репрессии начались, и ГПУ опять начинает пускать в ход „военный коммунизм", то в интересах своей бедной родины решил с оружием в руках защищать массы от гнета, насилия и террора ГПУ. В результате всех этих ненормальных явлений я окончательно убедился, что без самостоятельной социалистической республики Якутия погибнет под гнетом ГПУ, которое не считается ни с чем и подчиняется только центру»46.
В октябре 1927 г. состоялось объединенное заседание Пленума Якутского обкома и областного контрольного комитета ВКП(б), на котором рассматривался вопрос о последних политических событиях в Якутии. Вначале линия обкома ВКП(б) была направлена на освобождение лиц, ранее не участвовавших в антисоветских движениях, и проведение разъяснительной кампании по улусам представителями интеллигенции. С этой целью 7 октября 1927 г. созвано совещание актива национальной интеллигенции47, в котором приняли участие 35 человек: И.Н. Прядезников, И.К Осипов, АИ. Соф-
27
ронов (освобожденный из-под стражи с подпиской о невыезде), А.Д. Попов, П.Д. Яковлев, И.И. Аммосов, Г.В. Ксенофонтов (старший брат П.В. Ксенофонтова), П.В. Слепцов, Т.Е. Сосин, К.О. Гаврилов и другие, а также временно исполняющий обязанности председателя ЯЦИК А.Д. Широких. Заслушав информационный доклад секретаря обкома И.Н. Барахова, участники совещания выразили согласие провести беспартийные конференции для разъяснения обстановки в улусах Якутского округа. Так, А.И. Софронов с 12 октября по 10 ноября 1927 г. провел 11 собраний в Таттинском улусе, а К.О. Гаврилов был в Мегинском улусе48.
На бюро обкома ВКП(б) 12 октября 1928 г. действия конфедералистов были оценены как «бандитские», и «наиболее целесообразной мерой борьбы против этого выступления» из-за угрозы его распространения на Север признана «решительная вооруженная борьба, комбинированная с умелым подходом к населению и рядовым участникам»49. Члены бюро пришли к мнению, что вторичное применение амнистии к бывшим участникам «повстанческого» движения нецелесообразно и добровольно сдавшиеся и захваченные в плен должны предстать перед судом.
Отъезд председателя СНК ЯАССР М.К. Аммосова и секретаря обкома И.Н. Барахова на XV съезд ВКП(б) 5 ноября 1927 г. совпал со вторым периодом движения конфедералистов. Отряды М.К. Артемьева и СМ. Михайлова (52 чел.) из С.Петропавловска продвинулись в Амгинский улус, где 9 ноября 1927 г. произошла стычка в с.Абага с 6 красноармейцами (в их числе был начальник ЯО ОГПУ Петров), 18 пионерами и комсомольцами. По официальным данным, бой длился 4,5 часа, потери с обеих сторон составили по одному убитому и одному раненому50. Сам М.К. Артемьев на следствии показал, что во время демонстрации протеста по улусам отряды избегали всякого столкновения, засады красным не устраивали, вооруженной борьбы с советской властью не вели51. Данный факт подтверждается материалами следствия. Одновременно в Западно-Кангаласском улусе выступили отряды «Западной боевой группы» под руководством И.Г. Кириллова (16—20 чел.) и П.Г. Оморусова (20—24 чел.). Общая численность отрядов, по данным председателя оператив
28
Т.С.Иванова
ИЗ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ В ЯКУТИИ (конец 20-х — 30-е гг.)
Ответственный редактор академик АН РС(Я), чл.-кор. РАЕН В. И. Иванов
Новосибирск Издательство СО РАН Научно-издательский центр ОИГГМ 1998
ББК 63.3(2)714 И 21
https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_cTN2QklfLWFCdDg/edit?usp=sharing
Утверждено к печати Институтом гуманитарных исследований Академии наук Республики Саха (Якутия)
Рецензенты: кандидат исторических наук С. И. Волкова кандидат исторических наук Н. А. Слепцов
Иванова Т. С.
И 21 Из истории политических репрессий в Якутии (конец 20-х — 30-е гг.). — Новосибирск: Издательство СО РАН, 1998. — 270 с.
ISBN 5-7692-0174-6.
Монография посвящена одному из сложных периодов в истории страны — строительству государственного социализма в 20—30-е гг.
На основе архивных документов воссоздана история внесудебного произвола в отношении кадров партийных и государственных органов Якутии. Приведен биобиблиографический указатель репрессированных лиц.
Рассчитана на широкий круг читателей.
The book is dedicated to one the most complicated periods in country's history — period of state socialism building in 20—30 s.
The history of outside law-court arbitrariness regarding Yakutia Patty and the authorities personnel was re-created on the base of contemporary records. It is included the records about members of Parties, movements in oppositions, rehabilitated in 1991-1993.
The book contains biobibliographical list of the repressived persons. It is for wide sections of readers.
ISBN 5-7692-0174-6 ББК 63.3(2)714
© Т. С. Иванова, 1998
ВВЕДЕНИЕ
После осуждения культа личности Сталина на XX съезде КПСС процесс реабилитации невинно осужденных деятелей партии и государства не был доведен до конца и фактически был приостановлен в середине 60-х гг. Восстановление справедливости по отношению к жертвам произвола и беззаконий было продолжено лишь в конце 80-х — начале 90-х гг. в связи с созданием 28 сентября 1987 г. комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в 30—40-е и начале 50-х гг. По имеющимся в ФСБ РФ данным, всего с 1918 по 1953 г. по обвинениям в совершении политических преступлений в СССР было расстреляно 826675 человек, из них 682 тысячи в 1937-1938 гг.1
16 января 1989 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х г.» были отменены все вынесенные «тройками», спецколлегиями и особыми совещаниями внесудебные решения. На 1 января 1990 г. в соответствии с этим указом реабилитировано 807288 человек, репрессированных по решениям «троек», коллегий и особых совещаний, а также 31342 человека, привлеченных к ответственности решениями судебных и прокурорских органов2. Кроме того, Президент СССР в своем Указе от 13 августа 1990 г. вынужден был признать незаконными репрессии в отношении крестьян в период коллективизации и других граждан, репрессированных по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам в 20—50-е годы. Указ не распространялся на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступлений против Родины и народа. По закону РСФСР от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» в настоящее время продолжается процесс реабилитации невинно осужденных за участие в мнимых контрреволюционных заговорах, «шпионскую и террористическую деятельность», по «социальному положению» и т.д.
3
Относительно Якутии 27 апреля 1994 г. Президент Российской Федерации Б.Н. Ельцин подписал специальный Указ № 824 «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20—30-е годы представителей якутского народа»3, согласно которому потеряло свою силу Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 г. «О положении в Якутской организации». Постановление было принято Политбюро ЦК ВКП(б) в обстановке нарастания искусственно раздувавшейся борьбы с «национал-уклонизмом» и «буржуазным национализмом». Оно положило начало преследованию первых кадров интеллигенции в Якутской АССР. Поводом послужило открытое выступление оппозиционной политической партии — «Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералис-тов)». Заключением прокурора Республики Саха (Якутия), государственного советника юстиции 2-го класса В.В. Колмогорова от 26 марта 1993 г. реабилитированы руководитель партии П.В. Ксенофонтов и рядовые участники движения.
Историками-публицистами в конце 80-х гг. была начата работа по выявлению огромного массива ранее неизвестных архивных документов периода репрессий и по публикации воспоминаний. Активную помощь им оказывают общества по увековечению памяти жертв политических репрессий. Так, Московским обществом совместно с органами безопасности РФ в 1994 г. в архивных фондах обнаружены списки расстрелянных; с их помощью были уточнены места массовых захоронений репрессированных, в т.ч. якутян Х.П. Шараборина, Г.В. Ксенофонтова, КО. Гаврилова, С.Н. Донского (младшего), И.Н. Барахова и др.4
В данной монографии предпринята попытка воссоздать историю политических репрессий, которые коснулись первых кадров интеллигенции в органах партийного и советского управления Якутской АССР в конце 20-х — 30-е гг. Якутия представлена как часть бывшего советского государства, где в конце 20-х — 30-е гг. также проходили процессы свертывания новой экономической политики и самоуправленческих прав автономий, сопровождавшиеся политическими репрессиями как средством формирования и укрепления тоталитарной формы власти.
4
Обращение к истории репрессий продиктовано необходимостью определения социальных групп населения, подвергнутых внесудебному произволу, причин и размаха репрессий и тем обстоятельством, что биографии многих репрессированных не известны. Имеются биобиблиографические справочники об отдельных личностях — М.К. Аммосове, С.Г. Потапове и советских историках-якутоведах 5. Последний справочник содержит сведения о Г.В. Ксенофонтове, С.Г. Потапове, ГА. Попове.
В 60-х гг. Якутская государственная национальная библиотека начала публикацию «Календарей знаменательных и памятных дат Якутской АССР» по годам. В них было напечатано несколько биобиблиографических статей о репрессированных деятелях Якутии.
При составлении биобиблиографий в данной работе основой явились биографические сборники, брошюры6 о жизни и деятельности борцов за советскую власть, изданные в основном в 60-е гг. В представленной литературе с новых позиций освещаются страницы биографий деятелей, имена которых длительное время замалчивались по тем или иным причинам. Использованы статьи периодической печати, которые содержат ценную информацию о ранее неизвестных страницах биографий, новые подходы к оценке личности7. Сложнее было составить библиографию их трудов, т.к. эта кропотливая работа требовала много времени, и статьи репрессированных недостаточно отражены в каталогах Национальной библиотеки PC (Я).
В конце 80-х — начале 90-х тт. появилась обширная литература, большей частью историко-публицистического характера, на тему репрессий и жертв внесудебного произвола. Постепенно стал увеличиваться и список исследовательских работ по этой проблеме, причем издаются они не только в центре, но и на местах8. Опубликованы сборники документов и статей9, содержащие ценную и новую информацию о конкретных судебных делах, судьбах невинно пострадавших людей. Требует нового осмысления движение «конфедералистов» в Якутии 1927—1928 гг., которое послужило поводом для развязывания внесудебных репрессий в отношении руководителей республики, беспартийной интеллигенции, наступления на «социально-чуждые элементы». В литературе оценка этому
5
движению дана как «генеральной репетиции политических обвинений на национальной почве по всей стране»10; партия «конфедералистов» определена как оппозиционная в отношении национальной политики11. До сих пер отсутствует научно-историческая характеристика самого движения, руководимого П.В. Ксе-нофонтовым.
По истории репрессий в Якутии опубликована книга И.И. Николаева и И.П. Ушницкого историко-публицистического характера12. В ней впервые сделана попытка показать внесудебные репрессии в историческом плане, приводятся данные о жертвах внесудебного произвола и политических процессах, но, к сожалению, преобладает ненаучная трактовка событий и фактов: отсутствует анализ исторической обстановки, не определены причины репрессий, их направленность по социальным слоям, этапы и т.д. Авторы рассматривают следственные дела политических заключенных в отрыве от реальных событий, поэтому внесудебные репрессии представлены порой как следствие признательных показаний конкретных людей. Ту же ошибку допускает И. Ласков13, хотя он обратился к данной проблеме именно с критикой вьюодов авторов «Центрального дела». В статьях Ласкова о последних страницах жизни государственных и общественно-политических деятелей Якутии М.К. Аммосова и П.А. Ойунского проявился субъективный, конъюнктурный подход без критического анализа документов. Брошюра Е.Е. Алексеева14 с привлечением документов архива ФСБ РС(Я) отражает противоречивые моменты в исследовании этой проблемы.
Основой для данной работы явились опубликованные источники 15 и неопубликованные документы архива ФСБ Республики Саха (Якутия), Национального архива PC (Я) и его филиала. В архиве РС(Я) представлены следственные дела политических репрессированных, документы о создании и деятельности оппозиционных партий и союзов с именными списками, протоколами собраний, с приложением указаний НКВД СССР и схемы так называемого «Антисоветского правотроц-кистского буржуазно-националистического блока».
Следственные дела как исторический источник требуют своеобразного, критического подхода. Так называемые признательные показания необходимо рассматривать в качестве
6
официальной версии НКВД по обвинению репрессированных. Имела место практика составления протоколов допросов самими следователями. Зачастую машинописные, эти документы не позволяют определить точную дату заполнения. Согласно «теории» прокурора СССР А.Я. Вышинского о делах по государственным преступлениям главным и решающим доказательством являлось признание самого обвиняемого, и поэтому следователи стремились добиться его любыми способами. Исходя из этого при изучении следственных дел необходимо обратить внимание на даты ареста; первый протокол допроса, который отражает биографию арестованного, его собственные взгляды по тем или иным вопросам; обвинительное заключение, судебные или внесудебные материалы; кассационные жалобы после суда, из мест заключения, реабилитационные документы.
Даты смерти арестованных по политическим делам НКВД скрывало от близких родственников, им выдавалась заведомо ложная справка из отделов ЗАГСа. Имея в виду данное обстоятельство, уточнить дату смерти можно лишь на основании приговоров, путем сопоставления разных источников. Доказательства невиновности могут содержаться в совершенно других следственных делах. Объективная, целостная картина внесудебных репрессий вырисовывается на основе комплексного изучения различного круга источников.
Надо признать, что в архиве ФСБ РС(Я) содержатся наиболее подробные биографические данные, отражающие деятельность обвиняемых до ареста. В Национальном архиве РС(Я) использованы личные фонды, личные дела депутатов Верховного Совета Я АССР (ф. 50), служащих Совета Министров ЯАССР (ф. 52). В филиале НА РС(Я) представляли интерес также личные дела членов Компартии и документы секретного делопроизводства, позволившие выяснить позицию Якутского обкома ВКП(б) по отношению к движению «конфедералистов».
В монографии на основе следственных дел воссоздана история внесудебного произвола; сделана попытка определить основные этапы политических репрессий, их цели и социальную направленность, выяснить причины и особенности их в Якутии в конце 20-х — 30-е гг. Изученный материал лег в основу
7
биобиблиографического указателя репрессированных деятелей Якутии.
Автор приносит благодарность сотрудникам ФСБ РС(Я) и всем тем, кто оказал неоценимую помощь при подготовке данной монографии.
Глава первая
РЕПРЕССИИ КАК СРЕДСТВО УКРЕПЛЕНИЯ ТОТАЛИТАРНОГО РЕЖИМА. ДВИЖЕНИЕ «КОНФЕДЕРАЛИСТОВ» В ЯКУТИИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ (конец 20-х - начало 30-х гг. XX в.)
Историческое прошлое советского государства свидетельствует, что в его развитии проявились две основные тенденции. Одна из них — стремление к демократизации, расширению участия населения в управлении делами государства. И вторая — усиление бюрократизации, власти аппарата. Как объяснить вторую тенденцию? Социалистическая революция представляла собой акт революционного насилия. Революционное переустройство общества, экспроприация частной собственности, подавление свергнутых эксплуататоров, защита завоеваний революции — все это требовало применения революционного насилия, порой весьма жесткого организованного принуждения. Для этого был нужен сильный централизованный государственный механизм пролетарской диктатуры, который стал главным орудием социалистического строительства.
В наиболее завершенном, «классическом», виде представления о раннем социализме были реализованы на практике как система «военного коммунизма» в годы гражданской войны, с его продразверсткой, уравнительным распределением (пайки), всеобщей трудовой повинностью и иными (топливной, гужевой и т.д.) повинностями. Именно тогда волевые, «авторитарные» методы управления стали применяться не только в экономике, но и в других сферах общественной и государственной жизни.. Известна оценка Лениным политики «военного коммунизма» как политики, вынужденной условиями войны, не отвечавшей задачам социалистического строительства1. Но оценка военного коммунизма была дана уже после его отмены в 1921 г. А в годы гражданской войны его рассматривали вовсе не как сумму военно-мобилизационных мероприятий, а как магистральный путь к коммунизму. Административно-командная модель управления делами общества, которая утвердилась в 30-е гг., прямо вытекала из тогдашних представлений о социализме, сложившихся в ранних условиях.
9
До Октябрьской революции и после нее в марксистской теории основными положениями были тезисы о несовместимости товарно-денежных отношений с социализмом и о роли революционного принуждения как стимула работников к труду2. Нужно учитывать еще один важный фактор. В стране, где веками существовало крепостное право, где вплоть до февраля 1917 г. сохранилось самодержавие, среди народных масс практически отсутствовали демократические традиции.
К тому же на политическое мышление как партийных кадров, так и обывателей наложила отпечаток длительная, ожесточенная гражданская война. Утвердился дух непримиримости и нетерпимости ко всякому инакомыслию. Именно в ходе гражданской войны сформировался обширный слой партийных, советских, хозяйственных руководителей, считавших, что военные методы, которые дали триумфальную победу в гражданской войне, будут столь же эффективны в любой другой сфере, стоит лишь их применить. И после окончания гражданской войны положение «осажденной крепости» в капиталистическом окружении, в котором долгое время находилась Россия, также существенно сдерживало процесс демократизации. Этому способствовала идея мировой революции, согласно которой социалистическая революция 1917 г. рассматривалась большевистской партией как ее начало.
В уголовном законодательстве не было и нет понятия «политическая преступность»: его правовое закрепление было бы равносильно политическому саморазоблачению. В гула-говском обиходе под ним понимались контрреволюционные преступления (1918—1958 гг.), а после принятия уголовного законодательства 1958 г. — некоторые государственные преступления, совершенные по антисоветским, антисоциалистическим мотивам и целям. Жесткая зависимость политических репрессий в СССР от политической и идеологической конъюнктуры подтверждается почти 70-летней динамикой «политических преступлений». Их антисоветская, антисоциалистическая мотивация, как правило, устанавливалась путем объективного вменения. Значительная часть репрессированных не совершала никаких контрреволюционных действий, она лишь в той или иной мере обнаруживала несогласие с властями. Основная же их масса даже не имела негативного отношения
10
к властям. Поэтому репрессированные лица рассматриваются не в качестве субъектов преступлений, а как жертвы политического произвола. По международным документам они приравниваются к жертвам обычных преступлений3.
Под политическим произволом по Закону о реабилитации жертв политических репрессий от 18 октября 1991 г. понимаются «различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществляющиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами»4.
Тотальный контроль государства над личностью, установленный в 20—30-е гг., охватывал все сферы общественной жизни: экономическую (полная зависимость человека от единственного работодателя — государства), правовую (примат прав государства над правами личности), организационную (всеохватный и жесткий централизм власти), идеологическую (подавление инакомыслия), социально-психологическую (доминирование пропартийного общественного мнения), оперативную (тайная и явная, государственная и общественная слежка) и репрессивную (массовая расправа над неугодными). Репрессии не были однородны и имели как бы три направления: во-первых, террор в отношении враждебных классов и социальных групп (дворянства, белого офицерства, духовенства и пр.); во-вторых, внутрипартийной террор, перешедший в террор против предполагаемых и мнимых врагов; в-третьих, террор в отношении остальной части населения, призванный насильно привести людей к царству Свободы.
«С точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, — писал в 1920 г. Бухарин, — пролетарское при
11
нуждение во всех своих формах, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи»5. Политические репрессии имели целью унификацию идеологической сферы, уничтожение политической и идейной оппозиции.
Политическое насилие направлялось из центра через призывы, лозунги, указания, декреты и другие правовые акты. Большинство их никогда не публиковались. Они стали доступны только после принятия Президентом Российской Федерации указа «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека» от 23 июня 1992 г. Их насчитывается тысячи. Они касаются направленности репрессий, уголовного и административного порядка их осуществления, организации репрессивных органов, порядка исполнения и мест отбывания наказания, применения принудительного труда, ограничения прав, помещения в психиатрические учреждения и др. Некоторые из этих актов уже опубликованы.
Проследим коротко отдельные тенденции репрессивного законодательства (правотворчества). 19 ноября 1917 г. Наркоматом юстиции была издана подробная инструкция «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». Инструкция положила начало практике подмены репрессивными органами законодательных учреждений и издания важнейших правовых норм в виде закрытых ведомственных актов. В ней предписывалось руководствоваться при назначении наказания не законами, а «обстоятельствами дела и велениями революционной совести». В соответствии с Декретом СНК от 28 ноября 1917 г. члены партии кадетов «как партии врагов народа» подлежали аресту и суду революционных трибуналов, а 5 сентября 1918 г. этот же исполнительный орган, отменив решение Всероссийского съезда Советов, ввел смертную казнь и объявил о красном терроре. В эти годы создается основной репрессивный орган — Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совнаркоме,
12
которой было предоставлено «право непосредственной расправы для пресечения преступлений», изоляции классовых врагов путем помещения их в концентрационные лагеря, расстрела всех лиц, причастных к вражеским организациям. При разветвленной сети местных органов ВЧК превращалась в мощный аппарат политических репрессий, т.к. органы ЧК сами осуществляли и предварительное следствие, и определяли меры наказания в административном (внесудебном) порядке.
23 мая 1922 г. был принят первый Уголовный кодекс РСФСР, в особой части которого впервые объяснялось понятие «контрреволюционное преступление». Под ним подразумевалось всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революции. Такое широкое и неопределенное понятие дополнялось применением уголовно-правовых санкций при недоказанности контрреволюционности действий, расплывчатостью понятий и т.д., что позволяло репрессировать любого человека при одном только подозрении.
Впервые были сформулированы четыре статьи об антисоветской пропаганде и агитации, о распространении ложных слухов, способных вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее. Санкции применялись вплоть до высшей меры наказания. Доктрина «революционной законности» стала идеологической основой строящейся системы правоохранительных органов. При недоказанности контрреволюционности действий уголовное наказание не исключалось, а только смягчалось. Началась организованная массовая расправа с инакомыслящими. Как бы ни менялась потом уголовная ответственность за инакомыслие, фактически все основные положения УК 1922 г. в этой части оставались в силе до сентября 1989 г.
Спустя четыре месяца после принятия Уголовного кодекса комиссии при НКВД было предоставлено право в административном порядке не только высылать, но и заключать соци-альноопасных лиц в лагерь принудительных работ. После образования СССР в 1922 г. и принятия Конституции 1924 г. институт высылки в соответствии с Основными началами уголовного законодательства СССР и союзных республик распространился на всю территорию Союза. Самыми массовыми были административные высылки на поселение кулаков
13
и членов их семей, неугодных народов, военнопленных и перемещенных лиц. По Конституции 1924 г. ГПУ РСФСР было преобразовано в ОГПУ СССР. В том же году ЦИК СССР расширил его полномочия. Наряду с коллегией ОПТУ, имеющей судебные функции, создавалось Особое совещание, которому предоставлялось право административных высылок, ссылок, заключения в концлагерь. Расширялась и уголовно-правовая база репрессий. В 1926 г. был принят новый УК РСФСР. В нем понятие «контрреволюционное преступление» стало более обширным, допускалось прямое объективное вменение. Существенно расширилась уголовная ответственность за антисоветскую агитацию и пропаганду: добавлялись призывы к неповиновению требованиям властей, использование религиозных предрассудков в контрреволюционных целях.
27 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил общесоюзное Положение о преступлениях государственных. Оно было включено в УК РСФСР в виде ст. 58 и 59 с соответствующими значками. То же было сделано и в других союзных республиках. Борьба с контрреволюционными деяниями в СССР унифицировалась. 8 июня 1934 г. ЦИК СССР дополнил упомянутое Положение ст. 58 пунктами 1а—1г. В них впервые была установлена уголовная ответственность для членов семей изменников Родины в виде лишения избирательных прав и ссылки в отдаленные местности на пять лет^
С конца 1929 г. массовые внесудебные репрессии привели к широкому проникновению как в народные массы, так и в партию настроений, характерных для гражданской войны. Эти настроения отразились и в теории права, в различных левацких «загибах», получивших распространение в конце 20-х — начале 30-х гг. В частности, в предложениях об «упрощении» уголовного процесса и в подготовленном под руководством наркома юстиции РСФСР Н.В. Крыленко проекте Уголовного кодекса без особенной части основанием уголовной ответственности должна была быть не конкретная вина, а «опасное состояние» личности (определяемое, например, социальным происхождением и т.д.)6.
В 1929—1933 гг. насильственная коллективизация, борьба с троцкистами и правыми уклонистами, развернутое наступление
14
социализма усилили репрессивную деятельность режима. В структуре репрессированных лиц особенно велика была доля кулаков. 2 февраля 1930 г. в приказе ОГПУ № 44/21 говорилось: в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества, как врага сплошной коллективизации, по нему должен быть нанесен сокрушительный удар7. Истребление и выселение кулаков было проведено оперативно и с перевыполнением. Они делились на три категории: контрреволюционный актив — подлежал уничтожению по решению «троек»; богатые кулаки и семьи кулаков первой категории — высылались в отдаленные районы с конфискацией имущества; остальные кулаки, а также середняки, бедняки и даже батраки с прокулацкими настроениями — выселялись внутри республик, областей и краев. Самой многочисленной была вторая категория. По данным ГУЛАГа, ОГПУ только в 1930-1931 гг. было выслано 1803392 человека8. Оценивая эти данные, следует учитывать, что они неполны. Среди высылаемых была высокая смертность. О числе кулаков первой и третьей категорий вообще нет сколько-нибудь точных сведений.
Сокращаться репрессии начали с 1932 г., когда почти завершилось раскулачивание в основных сельскохозяйственных регионах страны. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в своей инструкции от 8 мая 1933 г. № П-6028 констатировали: «Мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников, и часть колхозников»9. Расправа с кулаками была генеральной репетицией перед еще более кровавыми историческими событиями. Она убедила вождей в колоссальных возможностях режима по насильственному переустройству общества.
Проведение полигики, основанной на принуждении в отношении подавляющего большинства населения страны, требовало и соответствующей реформы административно-политического аппарата. И эта реформа была проведена в начале 30-х гг. Что она дала? Во-первых, усилилась централизация аппарата. Милиция, ранее находившаяся в двойном подчинении (НКВД союзных республик и местных исполкомов), была выведена из-под контроля местных властей и подчинена непосредственно ОГПУ, а НКВД союзных республик в декабре 1930 г. упразднены10. В 1932 г. в составе ОГПУ была образована
15
судебная коллегия, в связи с чем исполнительские функции дополнялись судебными. Преобразование ОГПУ в НКВД СССР произошло в 1934 г. В структуру нового наркомата вошли органы госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска. НКВД СССР были переданы исправительно-трудовые лагеря и огромные стройки, рудники, лесоразработки и т.д., где трудились заключенные. Во-вторых, была проведена «чистка» аппарата НКВД, в ходе которой были уволены или репрессированы старые чекисты, работавшие еще с Ф.Э. Дзержинским. В-третьих, значительно увеличилась численность аппарата НКВД, причем пополнение шло главным образом за счет малограмотных слоев населения. Много проникло в НКВД и различных авантюристов. Аппарат НКВД занял особое место в государственном механизме. Это выражалось и в его материальном обеспечении, и в порядке присвоения специальных званий, введенных в 1935 г., и в его полномочиях.
В Постановлении ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. говорилось о создании Особого совещания при НКВД СССР вместо существовавшей ранее Судебной коллегии ОГПУ, которая упразднялась. В его состав был введен прокурор СССР или его заместитель, а полномочия ограничивались правом применять в административном порядке заключение в исправительно-трудовой лагерь на срок до 5 лет, а также ссылку и высылку на тот же срок или выдворение за пределы СССР11.
Сигналом к новой волне репрессий явилось убийство СМ. Кирова 1 декабря 1934 г. В этот день было принято постановление ЦИК СССР о порядке ведения дел по террористическим актам против работников советской власти, которое существенно урезало юридические гарантии прав обвиняемых по данной категории дел12. Сокращались до 10 дней сроки следствия, обвинительное заключение обвиняемому положено было вручать за сутки до суда, и дело рассматривалось без участия сторон (т.е. без прокурора и адвоката). Кассационное обжалование и подача ходатайств о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания должен был приводиться в исполнение немедленно.
Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский издал в 1935 г. директиву, расширяющую уголовную ответственность.
16
Он предписывал выступления, одобряющие террористические акты, квалифицировать в зависимости от обстоятельств либо как антисоветскую агитацию и пропаганду, либо как организованную контрреволюционную деятельность, либо как покушение13. Дела о контрреволюционных преступлениях в отношении группы лиц должны были стать подсудными спецколлегиям, а в отношении одиночек и групп лиц, если по делу «нет достаточных доказательств», — Особому совещанию. 14 сентября 1937 г. ЦИК СССР распространил упрощенный порядок рассмотрения дел о террористических актах практически на все контрреволюционные преступления14. За отступление от этого порядка работники репрессивных органов жестоко наказывались. Расследовать дело за 10 дней было невозможно, поэтому широко применялись пытки, насилие, подлоги, обманы. Действующий в то время институт аналогии позволял репрессивным органам (НКВД, Прокуратуре, НКЮ, Верховному суду), исходя из политической обстановки, по своему усмотрению толковать как контрреволюционные деяния любые умышленные и неосторожные^действия и бездействия. Максимальный срок лишения свободы по делам о государственных преступлениях увеличивался с 10 до 25 лет. Дела лиц, привлекавшихся к ответственности по политическим обвинениям, по инициативе A.M. Кагановича стали разбираться во внесудебном порядке с применением высшей меры наказания. Учитывая большое число таких дел, по предложению члена Политбюро В.М. Молотова расстрелы производились тысячами по спискам. Особое совещание стало действовать не в полном составе, предусмотренном законом, а в виде «тройки», позднее и «двойки»: нарком внутренних дел (сначала Н.И. Ежов, с 1938 г. - Л.П. Берия) и прокурор СССР (А.Я. Вышинский). На местах тоже возникли «тройки» и «двойки». Судебный порядок, установленный законами от 1 декабря 1934 г. и 14 сентября 1937 г., мало чем отличался от внесудебного.
Если репрессии конца 20-х — начала 30-х гг. были направлены против остатков кулачества, нэпманов, зажиточных слоев населения деревни и города, старой интеллигенции, то с декабря 1934 г. они, расширяясь, втягивали в свой круговорот и другие социальные слои. В середине и во второй половине
17
30-х гг. они обрушились на партийный и советский аппарат, командный состав армии, широкий слой хозяйственников.
1937—1938 гг. стали «пиком» репрессивной деятельности. Так, из 796613 осужденных в 1937 г. за контрреволюционные преступления 353074 человека были приговорены к высшей мере наказания15.
В 1992 г. в президентском архиве были обнаружены документы о плановой организации массовых репрессий в 1937—1938 гг.16. На основе решения ЦК ВКП(б) от 2 июня 1937 г. о борьбе с врагами народа последовал приказ наркома внутренних дел Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г. о репрессировании 268950 человек, в том числе об уничтожении 75950 (первая категория), о направлении в лагеря и тюрьмы 193000 (вторая категория). План был расписан по республикам, краям и областям. Расправа была приостановлена лишь 17 ноября 1938 г. в связи с ликвидацией «троек» и обвинениями НКВД и прокуратуры в злоупотреблениях и попытке выйти из-под партийного контроля. Таким образом, центральные власти избавились от свидетелей-соучастников и обелили себя. В 1939 г. число регистрируемых репрессий снизилось в 20 раз. Однако в 1940 г. репрессии вновь стали увеличиваться и в 1941 г. возросли по сравнению с 1939 г. в 4,4 раза17. Последний всплеск регистрируемых репрессий был в 1946—1947 гг., когда они обрушились на репатриированных граждан.
Особый интерес представляют регистрируемые политические репрессии за проведение антисоветской агитации и пропаганды. Их доля в структуре контрреволюционных преступлений в различные годы колебалась в пределах 30—50%. В 1936 г., например, по этому обвинению было арестовано 234301 человек18.
Как известно, перепись 1937 г. была признана дефектной. По сравнению с ранее объявленными подсчетами не хватало 18 млн человек. Сведения о ней были засекречены, а ее организаторы — расстреляны. Только в борьбе с кулачеством пострадало более 20 млн человек19. Есть введения, что лишь с января 1935 г. по июль 1941 г. было репрессировано 19840000 человек, причем в первый же год после ареста
18
были казнены, погибли под пытками и умерли около 7 млн человек20.
Система достигла своей главной цели — самосохранения: подлинные и мнимые враги были уничтожены или заточены в лагеря. Судьбу их разделили вероятные враги и т.д. Была достигнута и вторая цель — геноцид или по меньшей мере акты политического бандитизма были сокрыты и от мировой общественности, и от собственного народа.
Одна из характерных особенностей тоталитарной системы проявилась в попытке покончить за короткий срок с преступностью, прежде всего с преступлениями против собственности — уголовной карой. Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» от 7 августа 1932 г. установило за хищение названного имущества в любых формах и размерах одно наказание — расстрел с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок в десять лет21. При этом не учитывалось, что для многих миллионов населения страны, находившихся в тягчайшей нужде и стоявших на грани голодной смерти, кара за хищение была предпочтительнее верной гибели. Уровень преступлений против собственности был высоким и после издания закона от 7 августа 1932 г.
Репрессии периода «воейного коммунизма» и репрессии после «сталинской революции сверху» 1929 г. (года «великого перелома») имели качественно иное отличие. В условиях гражданской войны первые преследовали цель лобовой атаки на капитал, отождествлялись с понятием «раннего социализма». Многие сподвижники В.И. Ленина в конце 20-х гг. поверили в то, что Сталин, ликвидируя нэп, возвращает их к социализму безрыночному, без товарно-денежных отношений, классово-непримиримому, с чрезвычайными, экстренными методами руководства, утопической идеей немедленного скачка к коммунистическим отношениям. Репрессии второго периода явились средством укрепления тоталитарного режима, утверждения административно-командных методов руководства в экономике. Из двух тенденций в стиле руководства конца 20-х гг. — демократической и авторитарной — вторая взяла верх. После
19
смерти В.И. Ленина дискуссии о путях и методах строительства социализма в СССР имели особенно острый характер. В конце 20-х — начале 30-х гг. со стороны политического руководства обосновывалась необходимость существенного ускорения темпов социально-экономического развития, скорейшего создания индустриальной базы. Дискуссии приобрели характер внутрипартийной борьбы, в т.ч. за лидерство в партии.
С 1926 г. курс на индустриализацию стал генеральной линией ВКП(б). План социалистической индустриализации предусматривал создание промышленных очагов в ранее отсталых национальных районах, в т.ч. в Якутии, которая давала тогда треть добываемого в СССР золота22. Происходило постепенное свертывание новой экономической политики, элементов рыночных отношений в промышленности и сельском хозяйстве, сопровождавшееся усилением государственного регулирования. Этому способствовало и то обстоятельство, что за годы нэпа так и не была демонтирована сформировавшаяся в период «военного коммунизма» чрезмерно централизованная система управления народным хозяйством.
В этих условиях в феврале 1926 г. проходил IV Всея-кутский съезд Советов, в работе которого отразилась общественно-политическая ситуация, характерная для всей страны в целом. Около половины делегатов съезда образовали «беспартийную фракцию», куда вошли И.Н. Прядезников, А.Д. Широких, В.Н. Леонтьев, В.Г. Николаев, И.В. Слепце», М А. Сузда-лов, AJL Рязанский, АЛ. Бахсыров, М.И. Ковынин, АВ. Давыдов, И.Ф. Афанасьев, М.И. Кычкина и др.23 Представители «беспартийной фракции» требовали удлинения сроков пользования единоличными хозяйствами расчищенных ими земель, предлагали поощрение хозяйств, выделяющихся в хутора, и всемерную поддержку их, требовали уменьшения налогов с хозяйств, имеющих значительное количество скота и посевов.
Спустя несколько лет представители беспартийной интеллигенции были репрессированы в период наступления на капиталистические элементы, во время кампании борьбы с кулачеством.
Еще в декабре 1925 г. беспартийная интеллигенция на IV Якутском окружном съезде Советов выставила кандидатуру
20
П.В. Ксенофонтова на IV Всеякутский съезд Советов24. Его публично поддержал лидер национальной интеллигенции В.Н. Леонтьев, зная о намерении Ксенофонтова внести изменения в проект Конституции ЯАССР с целью расширения автономных прав республики, т.е. выхода ее из состава РСФСР и добровольного вхождения на договорных условиях в состав СССР. Но кандидатура П.В. Ксенофонтова не прошла, и проект реформы Конституции ЯАССР даже не обсуждался на съезде, что послужило одним из поводов для возникновения движения «конфедералистов».
Идеолог движения Павел Васильевич Ксенофонтов родился в мае 1890 г. в 4-м Мальжегарском наслеге Западно-Кангаласского улуса Якутского округа в зажиточной семье, якут25. Окончил юридический факультет Московского университета, несколько лет работал адвокатом в Москве. Вернулся в Якутск летом 1925 г. До начала 1926 г. жил в родном улусе, близко познакомился с сельскими учителями П.Г. Омо-русовым и С.Н. Даниловым. В 1926 г. поступил на работу в наркомат финансов республики. Летом 1926 г. закончил рукопись «Теория и практика ленинской национальной политики». П.В. Ксенофонтов как юрист развивал мысль, что автономии для Якутии мало, т.к. она «не обеспечивает самых жизненных интересов нашей нации,... поэтому надо добиваться союзных отношений с СССР»26, для этого следует изменить Конституцию ЯАССР с сохранением ее советского типа, обеспечением элементарных политических прав трудящихся. По причине жесткой партийной диктатуры им был выбран путь пробуждения более или менее широкого национального движения, однако этот вопрос не был решен весной 1927 г., когда П.В. Ксенофонтов полагал, что движение должно свестись только к «военной» демонстрации. Движение возникло стихийно, без подготовки, о чем свидетельствует утверждение П.В. Ксенофонтова: «Я считал, что у нас не было определенной организации, поставившей своей целью начать вооруженное выступление именно осенью 1927 г., никто не был в этом уверен... В конце концов был вынужден согласиться с ближайшими друзьями написать программу нашей партии и без философской обосновки, в которой они ни черта не понимают и понимать не желают. Это было весной 1927 года...»27.
21
Лишь после предупреждения П.В. Ксенофонтова о том, что в партийных кругах и ГПУ известно о готовящемся выступлении, он приступил к созданию организации в августе 1927 г.
10 августа 1927 г. в с. Покровске состоялось первое заседание членов-учредителей Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералистов)28. Присутствовали 10 человек: П.В. Ксенофонтов, СМ. Михайлов, СИ. Михайлов, А.П. Павлов, П.Г. Оморусов, И.Л. Белолюбский, Г.В. Афанасьев, И.Г. Кириллов (председатель), С.Н. Данилов (Ленский) (секретарь), Исаков. Заслушав доклад П.В. Ксенофонтова о необходимости добиваться изменения действующей Конституции ЯАССР при сохранении основных принципов советской государственности, собравшиеся приняли решение о создании партии и подготовке проектов программы и устава к 15 октября. Встав на путь открытого выражения противопоставления своих взглядов официальному курсу ВКП(б), П.В. Ксенофонтов оказался в лагере третьей силы — бывших противников советской власти и улусной молодежи, слабо разбирающейся в политике. Членов ВКП(б) Ксенофонтов называл не иначе как «закрытой кастой безответственной демократии». Не случайно, что как-то встретившись с председателем СНК ЯАССР М.К. Аммосовым в театре, они «обменялись колкостями и разошлись»29, — факт, подтверждающий, что с обеих сторон были весьма натянутые отношения. Связь с другой группой — беспартийной интеллигенцией — Ксенофонтов тоже отрицает: «С Софроновым А.И., Давыдовым А.В. и др. серьезными нацинтеллигентами можно было говорить лишь на основе серьезных теоретических трудов...»30. Нарком финансов Ф.П. Лепчиков предупредил СМ. Михайлова, что группу П.В. Ксенофонтова могут постигнуть репрессии31. Уже находясь в тюрьме, 25 марта 1928 г. П.В. Ксенофонтов дает более объективную характеристику своему движению, из которой очевидны причины его оторванности от масс и неорганизованности: «Считаю его (т.е. движение. — Т.Н.) национальным движением мелкобуржуазных слоев... Признание меня «контрреволюционером» со стороны нацинтел-лигенции я считаю или недоразумением, или запуганностью...
22
Я понимаю, что мною был допущен ряд ошибок, и в т.ч. я не учел, что фактом поднятия стихийного восстания с первоначальным антисоветским уклоном я открывал возможности развитию и распространению контрреволюционных стремлений кулацко-тойонатских кругов. Но попытки использовать мое движение в этом направлении со стороны нацинтеллигенции абсолютно не допускаю»32. Нельзя не отметить неоднозначное отношение Якутского обкома ВКП(б) и органов ГПУ к этому движению.
Следует иметь в виду то обстоятельство, что в Якутии с начала 20-х гг. сохранялись ультракоммунистические тенденции, выразителями которых явились левые коммунисты, бывшие эсеры и красные партизаны — активные проводники политики «военного коммунизма» и жесткого централизма советской государственной системы. Как свидетельствует один из них, A.M. Дексиляхов, против «аммосовской» (Аммосрв М.К. — Т.И.) линии «красные партизаны» выступили еще в июне 1922 г. с заявлением в адрес Ревкома ЯАССР33, выразив несогласие с поворотом политики в сторону гуманизации, амнистии участников «повстанчества», привлечения беспартийной интеллигенции в советский административный и хозяйственный аппарат. Основа для внутрипартийных разногласий при сохранении старого правительственного курса должна была неизбежно расширяться. Контраргументом сторонников жесткого подавления врагов советской власти явилось то, что политика амнистии участников повстанчества в 1923—1925 гг. как бы не достигла своей цели, и методы мирной ликвидации вооруженных выступлений предыдущих годов привели, наоборот, к отрицательному результату. По мнению историка В.И. Шишкина, красный бандитизм вполне благополучно просуществовал в Сибири все 20-е гг.34 Он выполнял две важные социальные функции. С одной стороны, красный бандитизм являлся дополнительным фактором, с помощью которого диктатура пролетариата сдерживала активность своих оппонентов и противников, с другой стороны — служил каналом, через который проявилась ненависть социальных низов деревни к ее верхам и интеллигенции. Данное утверждение относится и к Якутии, где в конце 20-х гг. берут верх тенденции вооруженной ликвидации враждебных советской власти группировок.
23
Партийное руководство знало об оппозиционном движении с самого начала его зарождения. С февраля 1927 г. секретарь обкома И.Н. Барахов «получил первые сумбурно-хвастливые сведения от беспринципного анархиствующего якута К.А. Сокольникова, который хвастался тем, что он лучше знает об этом заговоре, чем ГПУ, и что ГПУ пользуется его данными»35. Характерно признание самого К.А. Сокольникова, бывшего красного партизана: «Для меня не существует ни близких, ни друзей, ни родственников, я вел борьбу со всеми, невзирая ни на лица, ни на положения, во имя интересов Советской власти»36. В 1921—1922 гг. он являлся начальником особого конно-ударного отряда губчека, и не случайно его называли «железной метлой советской власти».
В конце августа 1927 г. из Новосибирска прибыл полномочный представитель ОГПУ С. Буда и сообщил, что ему поручили поставить перед обкомом вопрос о немедленном аресте участников ксенофонтовского заговора37. В список подлежащих аресту были включены около 70 человек, почти все известные представители национальной интеллигенции. Обком ВКП(б) (И.Н. Барахов, М.К. Аммосов, АГ. Габышев, С.Ф. Гоголев) очень осторожно подошел к этому вопросу и просил отсрочить арест, руководствуясь соображениями о влиянии нацинтеллигенции среди населения и недостаточностью материалов. Разрешение ОГПУ из Москвы было получено. Но вскоре поступили сведения, что срок выступления заговорщиков назначен на 21 сентября, поэтому ЯО ОГПУ (начальник Петров) решило арестовать подозреваемых 18 сентября. Один из сотрудников ЯО ОГПУ, который выехал в Мегинский улус, узнав, что заговорщики собираются в город Якутск и могут скрыться, приступил к арестам с 14 сентября, тем самым была упущена возможность арестовать самого П.В. Ксенофонтова. В Якутске в ночь на 16 сентября было арестовано более 30 человек, в т.ч. известные общественные деятели АИ. Софронов, Ф.Г. Сивцев, АИ. Говоров, И.Ф. Афанасьев, М.П. Слепцов, В.И. Новгородов, Н.Н. Божедонов, П.И. Оросин (см. приложение 2). Основанием для возбуждения «уголовного дела» послужило подозрение о их возможном участии в антисоветском заговоре с целью свержения советской власти в Якутии и выхода ее из состава СССР, а
24
также показание К. А. Сокольникова. По его показанию, 22 — 23 апреля 1927 г. по ул. Полевой у Афанасия Ефимова состоялось совещание с участием М.К. Артемьева и Н.Ф. Афанасьева о назначении антисоветских агитаторов по улусам: в Таттинский — АВ. Давыдова, АИ. Софронова, в Ботурусский — П.И. Сивцева, Мегинский — П.А. Слепцова, Намский — Ефима Сивцева, Дюпсинский — И.Ф. Афанасьева и П.П. Афанасьева, Борогонский — А.И. Говорова, Баягантайский — М.П. Слепцова и К. Неустроева38. Дело в отношении 28 человек, представителей старой интеллигенции, бывших белых офицеров, учащейся молодежи, рассматривалось 29 октября 1928 г. на Особом совещании при коллегии ОГПУ в г. Новосибирске во внесудебном порядке, на основании приказа ОГПУ № 172 от 1924 г. Ввиду отсутствия каких-либо доказательств в совершении преступления по предварительному следствию им было предъявлено обвинение в недонесении о контрреволюционном выступлении. Студенты Якутского педгехникума — КН. Егорова, М.В. Харитонова, Н.М. Бурцев были освобождены из-под стражи с лишением права проживания сроком на три года в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в Якутии. Г.И. Готовцев, 27 лет, уроженец Баягантайского наслега Баягантайского улуса, осужденный на 10 лет, по пути следования в г. Новосибирск тяжело заболел и скончался 22 марта 1929 г. в Казанской объединенной больнице мест заключения.
Остальные 24 заключенных должны были следовать этапом в Соловецкий концлагерь (СЛОН). Из них 18 человек не имели никакого отношения к событиям осени 1927 г. и не знали о существовании заговора, трое знали о заговоре, но не донесли, четверо молодых людей признали вступление в группу Ксенофонтова с целью агитации за федеративные отношения Якутии с СССР в рамках советской демократии39. Обвинительное заключение по сути представляет собой политический документ, в нем изложена социальная опасность белопов-станческого движения в Якутии периода 20-х гг. без достаточного юридического обоснования и оценки конкретных действий обвиняемых. Предварительное следствие акцентировано на прошлой деятельности, хотя они были амнистированы по постановлению Президиума Якутского ЦИК от 8
25
сентября 1924 г.40 Доказательств о совершении ими антисоветского преступления по данному делу добыто не было. Постановлением президиума Верховного суда Якутской Саха ССР от 19 декабря 1991 г. дела в отношении 27 человек прекращены за недоказанностью обвинения41. АИ. Софронов — один из основоположников якутской литературы — был арестован 16 сентября 1927 г. Постановлением ОГПУ от 30 января 1929 г. лишение свободы Софронову по причине болезни заменено высылкой в Архангельскую губернию на тот же срок. В октябре 1930 г. постановлением ЦИК СССР он был освобожден с лишением права проживания на оставшийся срок в шести центральных городах СССР и Якутской АССР. На основании надзорного протеста заместителя генерального прокурора СССР решение коллегии ОГПУ от 29 октября 1928 г. в отношении А.И. Софронова отменено постановлением президиума Верховного суда ЯАССР 15 ноября 1962 г.42
После произведенных арестов обком ВКП(б) констатировал их неудачу, поскольку ГПУ, не имея достаточных материалов, допустило ряд оперативных упущений, захватив лишь рядовых участников в момент подготовки их к выступлению. Руководители П.В. Ксенофонтов, И.Г. Кириллов и другие сумели скрыться и провели второе собрание членов-учредителей партии «конфедералистов» 4 октября 1927 г. в местности Кудома Восточно-Кангаласского улуса, на котором присутствовало 14 человек43. Вел собрание СМ. Михайлов, были приняты программа и устав партии, избран «генеральный секретарь ЦК» (Центрального комитета) — П.В. Ксенофонтов. В состав временного ЦК вошли П.В. Ксенофонтов, СМ. Михайлов, СИ. Михайлов, В.М. Слепцов, П.Г. Оморусов (Семенов), СН. Данилов (Ленский), Оторов, И.Л. Бе-лолюбский (Кумахтахов), Трубачев, Софонов; кандидатами в ЦК — Д.М. Кондратьев, Ефимов, Исаков, Боев; в состав ЦКК (Центрального контрольного комитета) — И.Г. Кириллов, Киров, М.К. Артемьев, А. Оморусова. Рабочему аппарату ЦК было поручено выработать инструкцию районным уполномоченным о порядке проведения организационной работы по созданию партийных ячеек. Обсудив создавшееся положение «в связи с репрессиями правительства в отношении
26
членов партии», уполномоченным ЦК поручили немедленно приступить к сбору имеющегося у населения оружия и к созданию добровольческих партизанских отрядов в правобережных районах. План действий и способ снабжения партизанских отрядов предложили на усмотрение самих стихийно образовывавшихся отрядов, запретив ЦК и его уполномоченным какое-либо вмешательство по партийной линии в этих вопросах. Таким образом, со стороны руководителей проявилось стремление придать движению стихийно-народный характер.
Аресты учащейся молодежи, бывших участников антисоветских выступлений и интеллигенции в сентябре 1927 г. послужили толчком, поводом для вооруженной демонстрации в улусах. Движение находило поддержку среди малограмотной части населения лозунгами «спасти родину... от самопроизвола ГПУ... и от ига левых коммунистов», не допустить возврата к политике «военного коммунизма»44. Один из военных руководителей — М.К. Артемьев45, неоднократно участвовавший в антисоветских движениях в начале 20-х гг., в письме к командиру первого конного отряда войск ЯАССР ИЛ. Отроду объясняет свою причастность к движению таким образом: «... Когда же я убедился, что репрессии начались, и ГПУ опять начинает пускать в ход „военный коммунизм", то в интересах своей бедной родины решил с оружием в руках защищать массы от гнета, насилия и террора ГПУ. В результате всех этих ненормальных явлений я окончательно убедился, что без самостоятельной социалистической республики Якутия погибнет под гнетом ГПУ, которое не считается ни с чем и подчиняется только центру»46.
В октябре 1927 г. состоялось объединенное заседание Пленума Якутского обкома и областного контрольного комитета ВКП(б), на котором рассматривался вопрос о последних политических событиях в Якутии. Вначале линия обкома ВКП(б) была направлена на освобождение лиц, ранее не участвовавших в антисоветских движениях, и проведение разъяснительной кампании по улусам представителями интеллигенции. С этой целью 7 октября 1927 г. созвано совещание актива национальной интеллигенции47, в котором приняли участие 35 человек: И.Н. Прядезников, И.К Осипов, АИ. Соф-
27
ронов (освобожденный из-под стражи с подпиской о невыезде), А.Д. Попов, П.Д. Яковлев, И.И. Аммосов, Г.В. Ксенофонтов (старший брат П.В. Ксенофонтова), П.В. Слепцов, Т.Е. Сосин, К.О. Гаврилов и другие, а также временно исполняющий обязанности председателя ЯЦИК А.Д. Широких. Заслушав информационный доклад секретаря обкома И.Н. Барахова, участники совещания выразили согласие провести беспартийные конференции для разъяснения обстановки в улусах Якутского округа. Так, А.И. Софронов с 12 октября по 10 ноября 1927 г. провел 11 собраний в Таттинском улусе, а К.О. Гаврилов был в Мегинском улусе48.
На бюро обкома ВКП(б) 12 октября 1928 г. действия конфедералистов были оценены как «бандитские», и «наиболее целесообразной мерой борьбы против этого выступления» из-за угрозы его распространения на Север признана «решительная вооруженная борьба, комбинированная с умелым подходом к населению и рядовым участникам»49. Члены бюро пришли к мнению, что вторичное применение амнистии к бывшим участникам «повстанческого» движения нецелесообразно и добровольно сдавшиеся и захваченные в плен должны предстать перед судом.
Отъезд председателя СНК ЯАССР М.К. Аммосова и секретаря обкома И.Н. Барахова на XV съезд ВКП(б) 5 ноября 1927 г. совпал со вторым периодом движения конфедералистов. Отряды М.К. Артемьева и СМ. Михайлова (52 чел.) из С.Петропавловска продвинулись в Амгинский улус, где 9 ноября 1927 г. произошла стычка в с.Абага с 6 красноармейцами (в их числе был начальник ЯО ОГПУ Петров), 18 пионерами и комсомольцами. По официальным данным, бой длился 4,5 часа, потери с обеих сторон составили по одному убитому и одному раненому50. Сам М.К. Артемьев на следствии показал, что во время демонстрации протеста по улусам отряды избегали всякого столкновения, засады красным не устраивали, вооруженной борьбы с советской властью не вели51. Данный факт подтверждается материалами следствия. Одновременно в Западно-Кангаласском улусе выступили отряды «Западной боевой группы» под руководством И.Г. Кириллова (16—20 чел.) и П.Г. Оморусова (20—24 чел.). Общая численность отрядов, по данным председателя оператив
28
No comments:
Post a Comment