Monday, May 19, 2014

1 Т.С.Иванова Из истории политических репрессий в Якутии

АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ САХА (ЯКУТИЯ) ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Т.С.Иванова
ИЗ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ В ЯКУТИИ (конец 20-х — 30-е гг.)


Ответственный редактор академик АН РС(Я), чл.-кор. РАЕН В. И. Иванов
Новосибирск Издательство СО РАН Научно-издательский центр ОИГГМ 1998
ББК 63.3(2)714 И 21




https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_cTN2QklfLWFCdDg/edit?usp=sharing






Утверждено к печати Институтом гуманитарных исследований Академии наук Республики Саха (Якутия)
Рецензенты: кандидат исторических наук С. И. Волкова кандидат исторических наук Н. А. Слепцов

Иванова Т. С.
И 21 Из истории политических репрессий в Якутии (конец 20-х — 30-е гг.). — Новосибирск: Издательство СО РАН, 1998. — 270 с.

ISBN 5-7692-0174-6.

Монография посвящена одному из сложных периодов в истории страны — строительству государственного социализма в 20—30-е гг.
На основе архивных документов воссоздана история внесудебного произвола в отношении кадров партийных и государственных органов Якутии. Приведен биобиблиографический указатель репрессированных лиц.
Рассчитана на широкий круг читателей.
The book is dedicated to one the most complicated periods in country's history — period of state socialism building in 20—30 s.
The history of outside law-court arbitrariness regarding Yakutia Patty and the authorities personnel was re-created on the base of contemporary records. It is included the records about members of Parties, movements in oppositions, rehabilitated in 1991-1993.
The book contains biobibliographical list of the repressived persons. It is for wide sections of readers.
ISBN 5-7692-0174-6 ББК 63.3(2)714
© Т. С. Иванова, 1998
ВВЕДЕНИЕ
После осуждения культа личности Сталина на XX съезде КПСС процесс реабилитации невинно осужденных деятелей партии и государства не был доведен до конца и фактически был приостановлен в середине 60-х гг. Восстановление справедливости по отношению к жертвам произвола и беззако­ний было продолжено лишь в конце 80-х — начале 90-х гг. в связи с созданием 28 сентября 1987 г. комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, свя­занных с репрессиями, имевшими место в 30—40-е и начале 50-х гг. По имеющимся в ФСБ РФ данным, всего с 1918 по 1953 г. по обвинениям в совершении политических прес­туплений в СССР было расстреляно 826675 человек, из них 682 тысячи в 1937-1938 гг.1
16 января 1989 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению спра­ведливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х г.» были отменены все вы­несенные «тройками», спецколлегиями и особыми совещани­ями внесудебные решения. На 1 января 1990 г. в соответствии с этим указом реабилитировано 807288 человек, репрессиро­ванных по решениям «троек», коллегий и особых совещаний, а также 31342 человека, привлеченных к ответственности решениями судебных и прокурорских органов2. Кроме того, Президент СССР в своем Указе от 13 августа 1990 г. вынужден был признать незаконными репрессии в отношении крестьян в период коллективизации и других граждан, репрес­сированных по политическим, социальным, национальным, рели­гиозным и иным мотивам в 20—50-е годы. Указ не распростра­нялся на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступ­лений против Родины и народа. По закону РСФСР от 18 ок­тября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» в настоящее время продолжается процесс реабилитации невин­но осужденных за участие в мнимых контрреволюционных заговорах, «шпионскую и террористическую деятельность», по «социальному положению» и т.д.
3
Относительно Якутии 27 апреля 1994 г. Президент Рос­сийской Федерации Б.Н. Ельцин подписал специальный Указ № 824 «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20—30-е годы представителей якутского народа»3, согласно которому потеряло свою силу Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 г. «О положении в Якутской организации». Постановление было принято Политбюро ЦК ВКП(б) в обстановке нарастания искусственно раздувавшейся борьбы с «национал-уклонизмом» и «буржуазным национа­лизмом». Оно положило начало преследованию первых кадров интеллигенции в Якутской АССР. Поводом послужило от­крытое выступление оппозиционной политической партии — «Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералис-тов)». Заключением прокурора Республики Саха (Якутия), государственного советника юстиции 2-го класса В.В. Кол­могорова от 26 марта 1993 г. реабилитированы руководитель партии П.В. Ксенофонтов и рядовые участники движения.
Историками-публицистами в конце 80-х гг. была начата работа по выявлению огромного массива ранее неизвестных архивных документов периода репрессий и по публикации воспоминаний. Активную помощь им оказывают общества по увековечению памяти жертв политических репрессий. Так, Московским обществом совместно с органами безопасности РФ в 1994 г. в архивных фондах обнаружены списки рас­стрелянных; с их помощью были уточнены места массовых захоронений репрессированных, в т.ч. якутян Х.П. Шараборина, Г.В. Ксенофонтова, КО. Гаврилова, С.Н. Донского (младшего), И.Н. Барахова и др.4
В данной монографии предпринята попытка воссоздать историю политических репрессий, которые коснулись первых кадров интеллигенции в органах партийного и советского управления Якутской АССР в конце 20-х — 30-е гг. Якутия представлена как часть бывшего советского государства, где в конце 20-х — 30-е гг. также проходили процессы свертывания новой экономической политики и самоуправ­ленческих прав автономий, сопровождавшиеся политическими репрессиями как средством формирования и укрепления тоталитарной формы власти.
4
Обращение к истории репрессий продиктовано необходи­мостью определения социальных групп населения, подвергнутых внесудебному произволу, причин и размаха репрессий и тем обстоятельством, что биографии многих репрессированных не известны. Имеются биобиблиографические справочники об отдельных личностях — М.К. Аммосове, С.Г. Потапове и советских историках-якутоведах 5. Последний справочник содержит сведения о Г.В. Ксенофонтове, С.Г. Потапове, ГА. По­пове.
В 60-х гг. Якутская государственная национальная биб­лиотека начала публикацию «Календарей знаменательных и памятных дат Якутской АССР» по годам. В них было напечатано несколько биобиблиографических статей о репресси­рованных деятелях Якутии.
При составлении биобиблиографий в данной работе основой явились биографические сборники, брошюры6 о жизни и де­ятельности борцов за советскую власть, изданные в основном в 60-е гг. В представленной литературе с новых позиций освещаются страницы биографий деятелей, имена которых длительное время замалчивались по тем или иным причинам. Использованы статьи периодической печати, которые содержат ценную информацию о ранее неизвестных страницах биографий, новые подходы к оценке личности7. Сложнее было составить библиографию их трудов, т.к. эта кропотливая работа требовала много времени, и статьи репрессированных недостаточно от­ражены в каталогах Национальной библиотеки PC (Я).
В конце 80-х — начале 90-х тт. появилась обширная литература, большей частью историко-публицистического харак­тера, на тему репрессий и жертв внесудебного произвола. Постепенно стал увеличиваться и список исследовательских работ по этой проблеме, причем издаются они не только в центре, но и на местах8. Опубликованы сборники документов и статей9, содержащие ценную и новую информацию о конк­ретных судебных делах, судьбах невинно пострадавших людей. Требует нового осмысления движение «конфедералистов» в Якутии 1927—1928 гг., которое послужило поводом для раз­вязывания внесудебных репрессий в отношении руководителей республики, беспартийной интеллигенции, наступления на «социально-чуждые элементы». В литературе оценка этому
5
движению дана как «генеральной репетиции политических обвинений на национальной почве по всей стране»10; партия «конфедералистов» определена как оппозиционная в отношении национальной политики11. До сих пер отсутствует научно-историчес­кая характеристика самого движения, руководимого П.В. Ксе-нофонтовым.
По истории репрессий в Якутии опубликована книга И.И. Ни­колаева и И.П. Ушницкого историко-публицистического ха­рактера12. В ней впервые сделана попытка показать внесу­дебные репрессии в историческом плане, приводятся данные о жертвах внесудебного произвола и политических процессах, но, к сожалению, преобладает ненаучная трактовка событий и фактов: отсутствует анализ исторической обстановки, не оп­ределены причины репрессий, их направленность по социальным слоям, этапы и т.д. Авторы рассматривают следственные дела политических заключенных в отрыве от реальных событий, поэтому внесудебные репрессии представлены порой как следствие признательных показаний конкретных людей. Ту же ошибку допускает И. Ласков13, хотя он обратился к данной проблеме именно с критикой вьюодов авторов «Центрального дела». В статьях Ласкова о последних страницах жизни государственных и общественно-политических деятелей Якутии М.К. Аммосова и П.А. Ойунского проявился субъективный, конъюнктурный подход без критического анализа документов. Брошюра Е.Е. Алексеева14 с привлечением документов ар­хива ФСБ РС(Я) отражает противоречивые моменты в ис­следовании этой проблемы.
Основой для данной работы явились опубликованные ис­точники 15 и неопубликованные документы архива ФСБ Рес­публики Саха (Якутия), Национального архива PC (Я) и его филиала. В архиве РС(Я) представлены следственные дела политических репрессированных, документы о создании и дея­тельности оппозиционных партий и союзов с именными спис­ками, протоколами собраний, с приложением указаний НКВД СССР и схемы так называемого «Антисоветского правотроц-кистского буржуазно-националистического блока».
Следственные дела как исторический источник требуют своеобразного, критического подхода. Так называемые приз­нательные показания необходимо рассматривать в качестве
6
официальной версии НКВД по обвинению репрессированных. Имела место практика составления протоколов допросов са­мими следователями. Зачастую машинописные, эти документы не позволяют определить точную дату заполнения. Согласно «теории» прокурора СССР А.Я. Вышинского о делах по государственным преступлениям главным и решающим дока­зательством являлось признание самого обвиняемого, и поэтому следователи стремились добиться его любыми способами. Исходя из этого при изучении следственных дел необходимо обратить внимание на даты ареста; первый протокол допроса, который отражает биографию арестованного, его собственные взгляды по тем или иным вопросам; обвинительное заключение, судебные или внесудебные материалы; кассационные жалобы после суда, из мест заключения, реабилитационные документы.
Даты смерти арестованных по политическим делам НКВД скрывало от близких родственников, им выдавалась заведомо ложная справка из отделов ЗАГСа. Имея в виду данное обстоятельство, уточнить дату смерти можно лишь на основании приговоров, путем сопоставления разных источников. Доказа­тельства невиновности могут содержаться в совершенно других следственных делах. Объективная, целостная картина внесу­дебных репрессий вырисовывается на основе комплексного изучения различного круга источников.
Надо признать, что в архиве ФСБ РС(Я) содержатся наиболее подробные биографические данные, отражающие деятельность обвиняемых до ареста. В Национальном архиве РС(Я) использованы личные фонды, личные дела депутатов Верховного Совета Я АССР (ф. 50), служащих Совета Министров ЯАССР (ф. 52). В филиале НА РС(Я) представляли интерес также личные дела членов Компартии и документы секретного делопроизводства, позволившие выяснить позицию Якутского обкома ВКП(б) по отношению к движению «конфедералистов».
В монографии на основе следственных дел воссоздана история внесудебного произвола; сделана попытка определить основные этапы политических репрессий, их цели и социальную направленность, выяснить причины и особенности их в Якутии в конце 20-х — 30-е гг. Изученный материал лег в основу
7
биобиблиографического указателя репрессированных деятелей Якутии.
Автор приносит благодарность сотрудникам ФСБ РС(Я) и всем тем, кто оказал неоценимую помощь при подготовке данной монографии.
Глава первая
РЕПРЕССИИ КАК СРЕДСТВО УКРЕПЛЕНИЯ ТОТАЛИТАРНОГО РЕЖИМА. ДВИЖЕНИЕ «КОНФЕДЕРАЛИСТОВ» В ЯКУТИИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ (конец 20-х - начало 30-х гг. XX в.)
Историческое прошлое советского государства свидетель­ствует, что в его развитии проявились две основные тенденции. Одна из них — стремление к демократизации, расширению участия населения в управлении делами государства. И вторая — усиление бюрократизации, власти аппарата. Как объяснить вторую тенденцию? Социалистическая революция представ­ляла собой акт революционного насилия. Революционное пере­устройство общества, экспроприация частной собственности, подавление свергнутых эксплуататоров, защита завоеваний революции — все это требовало применения революционного насилия, порой весьма жесткого организованного принуждения. Для этого был нужен сильный централизованный государ­ственный механизм пролетарской диктатуры, который стал главным орудием социалистического строительства.
В наиболее завершенном, «классическом», виде пред­ставления о раннем социализме были реализованы на практике как система «военного коммунизма» в годы гражданской войны, с его продразверсткой, уравнительным распределением (пайки), всеобщей трудовой повинностью и иными (топливной, гужевой и т.д.) повинностями. Именно тогда волевые, «авто­ритарные» методы управления стали применяться не только в экономике, но и в других сферах общественной и госу­дарственной жизни.. Известна оценка Лениным политики «военного коммунизма» как политики, вынужденной условиями войны, не отвечавшей задачам социалистического строитель­ства1. Но оценка военного коммунизма была дана уже после его отмены в 1921 г. А в годы гражданской войны его рас­сматривали вовсе не как сумму военно-мобилизационных мероприятий, а как магистральный путь к коммунизму. Адми­нистративно-командная модель управления делами общества, которая утвердилась в 30-е гг., прямо вытекала из тогдашних представлений о социализме, сложившихся в ранних условиях.
9
До Октябрьской революции и после нее в марксистской теории основными положениями были тезисы о несовмес­тимости товарно-денежных отношений с социализмом и о роли революционного принуждения как стимула работников к труду2. Нужно учитывать еще один важный фактор. В стране, где веками существовало крепостное право, где вплоть до февраля 1917 г. сохранилось самодержавие, среди народных масс практически отсутствовали демократические традиции.
К тому же на политическое мышление как партийных кадров, так и обывателей наложила отпечаток длительная, ожесточенная гражданская война. Утвердился дух неприми­римости и нетерпимости ко всякому инакомыслию. Именно в ходе гражданской войны сформировался обширный слой партийных, советских, хозяйственных руководителей, считав­ших, что военные методы, которые дали триумфальную победу в гражданской войне, будут столь же эффективны в любой другой сфере, стоит лишь их применить. И после окончания гражданской войны положение «осажденной крепости» в капиталистическом окружении, в котором долгое время находилась Россия, также существенно сдерживало процесс демократизации. Этому способствовала идея мировой ре­волюции, согласно которой социалистическая революция 1917 г. рассматривалась большевистской партией как ее начало.
В уголовном законодательстве не было и нет понятия «политическая преступность»: его правовое закрепление было бы равносильно политическому саморазоблачению. В гула-говском обиходе под ним понимались контрреволюционные преступления (1918—1958 гг.), а после принятия уголовного законодательства 1958 г. — некоторые государственные преступления, совершенные по антисоветским, антисоциалис­тическим мотивам и целям. Жесткая зависимость полити­ческих репрессий в СССР от политической и идеологической конъюнктуры подтверждается почти 70-летней динамикой «политических преступлений». Их антисоветская, антисоциа­листическая мотивация, как правило, устанавливалась путем объективного вменения. Значительная часть репрессированных не совершала никаких контрреволюционных действий, она лишь в той или иной мере обнаруживала несогласие с властями. Основная же их масса даже не имела негативного отношения
10
к властям. Поэтому репрессированные лица рассматриваются не в качестве субъектов преступлений, а как жертвы поли­тического произвола. По международным документам они приравниваются к жертвам обычных преступлений3.
Под политическим произволом по Закону о реабилитации жертв политических репрессий от 18 октября 1991 г. по­нимаются «различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиат­рические лечебные учреждения, выдворения из страны и ли­шения гражданства, выселения групп населения из мест про­живания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществляющиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами»4.
Тотальный контроль государства над личностью, установ­ленный в 20—30-е гг., охватывал все сферы общественной жизни: экономическую (полная зависимость человека от единственного работодателя — государства), правовую (примат прав государства над правами личности), организационную (всеохватный и жесткий централизм власти), идеологическую (подавление инакомыслия), социально-психологическую (доми­нирование пропартийного общественного мнения), оперативную (тайная и явная, государственная и общественная слежка) и репрессивную (массовая расправа над неугодными). Репрессии не были однородны и имели как бы три направления: во-пер­вых, террор в отношении враждебных классов и социальных групп (дворянства, белого офицерства, духовенства и пр.); во-вторых, внутрипартийной террор, перешедший в террор против предполагаемых и мнимых врагов; в-третьих, террор в отно­шении остальной части населения, призванный насильно привести людей к царству Свободы.
«С точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, — писал в 1920 г. Бухарин, — пролетарское при­
11
нуждение во всех своих формах, начиная с расстрелов и кон­чая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического челове­чества из человеческого материала капиталистической эпохи»5. Политические репрессии имели целью унификацию идеоло­гической сферы, уничтожение политической и идейной оп­позиции.
Политическое насилие направлялось из центра через при­зывы, лозунги, указания, декреты и другие правовые акты. Большинство их никогда не публиковались. Они стали дос­тупны только после принятия Президентом Российской Фе­дерации указа «О снятии ограничительных грифов с зако­нодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека» от 23 июня 1992 г. Их насчитывается тысячи. Они касаются направленности репрессий, уголовного и административного порядка их осуществления, организации репрессивных органов, порядка исполнения и мест отбывания наказания, применения принудительного труда, ограничения прав, помещения в психиатрические учреждения и др. Некоторые из этих актов уже опубликованы.
Проследим коротко отдельные тенденции репрессивного законодательства (правотворчества). 19 ноября 1917 г. Наркоматом юстиции была издана подробная инструкция «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». Инструкция положила начало практике подмены репрессивными органами законодательных учреждений и издания важнейших правовых норм в виде закрытых ве­домственных актов. В ней предписывалось руководствоваться при назначении наказания не законами, а «обстоятельствами дела и велениями революционной совести». В соответствии с Декретом СНК от 28 ноября 1917 г. члены партии ка­детов «как партии врагов народа» подлежали аресту и суду революционных трибуналов, а 5 сентября 1918 г. этот же исполнительный орган, отменив решение Всероссийского съезда Советов, ввел смертную казнь и объявил о красном терроре. В эти годы создается основной репрессивный орган — Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совнаркоме,
12
которой было предоставлено «право непосредственной расправы для пресечения преступлений», изоляции классовых врагов путем помещения их в концентрационные лагеря, расстрела всех лиц, причастных к вражеским организациям. При раз­ветвленной сети местных органов ВЧК превращалась в мощ­ный аппарат политических репрессий, т.к. органы ЧК сами осуществляли и предварительное следствие, и определяли меры наказания в административном (внесудебном) порядке.
23 мая 1922 г. был принят первый Уголовный кодекс РСФСР, в особой части которого впервые объяснялось поня­тие «контрреволюционное преступление». Под ним подразу­мевалось всякое действие, направленное на свержение заво­еваний пролетарской революции. Такое широкое и неопре­деленное понятие дополнялось применением уголовно-право­вых санкций при недоказанности контрреволюционности действий, расплывчатостью понятий и т.д., что позволяло репрессировать любого человека при одном только подозрении.
Впервые были сформулированы четыре статьи об анти­советской пропаганде и агитации, о распространении ложных слухов, способных вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее. Санкции приме­нялись вплоть до высшей меры наказания. Доктрина «револю­ционной законности» стала идеологической основой строящейся системы правоохранительных органов. При недоказанности контрреволюционности действий уголовное наказание не исключалось, а только смягчалось. Началась организованная массовая расправа с инакомыслящими. Как бы ни менялась потом уголовная ответственность за инакомыслие, фактически все основные положения УК 1922 г. в этой части оставались в силе до сентября 1989 г.
Спустя четыре месяца после принятия Уголовного кодекса комиссии при НКВД было предоставлено право в админис­тративном порядке не только высылать, но и заключать соци-альноопасных лиц в лагерь принудительных работ. После образования СССР в 1922 г. и принятия Конституции 1924 г. институт высылки в соответствии с Основными началами уголовного законодательства СССР и союзных республик распространился на всю территорию Союза. Самыми мас­совыми были административные высылки на поселение кулаков
13
и членов их семей, неугодных народов, военнопленных и пере­мещенных лиц. По Конституции 1924 г. ГПУ РСФСР было преобразовано в ОГПУ СССР. В том же году ЦИК СССР расширил его полномочия. Наряду с коллегией ОПТУ, имеющей судебные функции, создавалось Особое совещание, которому предоставлялось право административных высылок, ссылок, заключения в концлагерь. Расширялась и уголовно-правовая база репрессий. В 1926 г. был принят новый УК РСФСР. В нем понятие «контрреволюционное преступление» стало более обширным, допускалось прямое объективное вме­нение. Существенно расширилась уголовная ответственность за антисоветскую агитацию и пропаганду: добавлялись призывы к неповиновению требованиям властей, использование рели­гиозных предрассудков в контрреволюционных целях.
27 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил общесоюзное Положение о преступлениях государственных. Оно было включено в УК РСФСР в виде ст. 58 и 59 с соответству­ющими значками. То же было сделано и в других союзных республиках. Борьба с контрреволюционными деяниями в СССР унифицировалась. 8 июня 1934 г. ЦИК СССР дополнил упомянутое Положение ст. 58 пунктами 1а—1г. В них впервые была установлена уголовная ответственность для членов семей изменников Родины в виде лишения изби­рательных прав и ссылки в отдаленные местности на пять лет^
С конца 1929 г. массовые внесудебные репрессии привели к широкому проникновению как в народные массы, так и в партию настроений, характерных для гражданской войны. Эти настроения отразились и в теории права, в различных левацких «загибах», получивших распространение в конце 20-х — начале 30-х гг. В частности, в предложениях об «упро­щении» уголовного процесса и в подготовленном под руко­водством наркома юстиции РСФСР Н.В. Крыленко проекте Уголовного кодекса без особенной части основанием уголовной ответственности должна была быть не конкретная вина, а «опасное состояние» личности (определяемое, например, соци­альным происхождением и т.д.)6.
В 1929—1933 гг. насильственная коллективизация, борьба с троцкистами и правыми уклонистами, развернутое наступление
14
социализма усилили репрессивную деятельность режима. В структуре репрессированных лиц особенно велика была доля кулаков. 2 февраля 1930 г. в приказе ОГПУ № 44/21 го­ворилось: в целях наиболее организованного проведения лик­видации кулачества, как врага сплошной коллективизации, по нему должен быть нанесен сокрушительный удар7. Истреб­ление и выселение кулаков было проведено оперативно и с перевыполнением. Они делились на три категории: контр­революционный актив — подлежал уничтожению по решению «троек»; богатые кулаки и семьи кулаков первой категории — высылались в отдаленные районы с конфискацией имущества; остальные кулаки, а также середняки, бедняки и даже батраки с прокулацкими настроениями — выселялись внутри республик, областей и краев. Самой многочисленной была вторая кате­гория. По данным ГУЛАГа, ОГПУ только в 1930-1931 гг. было выслано 1803392 человека8. Оценивая эти данные, следует учитывать, что они неполны. Среди высылаемых была высокая смертность. О числе кулаков первой и третьей кате­горий вообще нет сколько-нибудь точных сведений.
Сокращаться репрессии начали с 1932 г., когда почти за­вершилось раскулачивание в основных сельскохозяйственных регионах страны. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в своей ин­струкции от 8 мая 1933 г. № П-6028 констатировали: «Мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников, и часть кол­хозников»9. Расправа с кулаками была генеральной репетицией перед еще более кровавыми историческими событиями. Она убедила вождей в колоссальных возможностях режима по насильственному переустройству общества.
Проведение полигики, основанной на принуждении в отно­шении подавляющего большинства населения страны, требовало и соответствующей реформы административно-политического аппарата. И эта реформа была проведена в начале 30-х гг. Что она дала? Во-первых, усилилась централизация аппарата. Милиция, ранее находившаяся в двойном подчинении (НКВД союзных республик и местных исполкомов), была выведена из-под контроля местных властей и подчинена непосредственно ОГПУ, а НКВД союзных республик в декабре 1930 г. упразднены10. В 1932 г. в составе ОГПУ была образована
15
судебная коллегия, в связи с чем исполнительские функции дополнялись судебными. Преобразование ОГПУ в НКВД СССР произошло в 1934 г. В структуру нового наркомата вошли органы госбезопасности, милиция, внутренние и погра­ничные войска. НКВД СССР были переданы исправительно-трудовые лагеря и огромные стройки, рудники, лесоразработки и т.д., где трудились заключенные. Во-вторых, была проведена «чистка» аппарата НКВД, в ходе которой были уволены или репрессированы старые чекисты, работавшие еще с Ф.Э. Дзер­жинским. В-третьих, значительно увеличилась численность аппарата НКВД, причем пополнение шло главным образом за счет малограмотных слоев населения. Много проникло в НКВД и различных авантюристов. Аппарат НКВД занял особое место в государственном механизме. Это выражалось и в его материальном обеспечении, и в порядке присвоения специальных званий, введенных в 1935 г., и в его полномочиях.
В Постановлении ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. го­ворилось о создании Особого совещания при НКВД СССР вместо существовавшей ранее Судебной коллегии ОГПУ, которая упразднялась. В его состав был введен прокурор СССР или его заместитель, а полномочия ограничивались правом применять в административном порядке заключение в исправительно-трудовой лагерь на срок до 5 лет, а также ссылку и высылку на тот же срок или выдворение за пределы СССР11.
Сигналом к новой волне репрессий явилось убийство СМ. Кирова 1 декабря 1934 г. В этот день было принято постановление ЦИК СССР о порядке ведения дел по террористическим актам против работников советской власти, которое существенно урезало юридические гарантии прав обвиняемых по данной категории дел12. Сокращались до 10 дней сроки следствия, обвинительное заключение обвиняемому положено было вручать за сутки до суда, и дело рассмат­ривалось без участия сторон (т.е. без прокурора и адвоката). Кассационное обжалование и подача ходатайств о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания должен был приводиться в исполнение немедленно.
Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский издал в 1935 г. директиву, расширяющую уголовную ответственность.
16
Он предписывал выступления, одобряющие террористические акты, квалифицировать в зависимости от обстоятельств либо как антисоветскую агитацию и пропаганду, либо как органи­зованную контрреволюционную деятельность, либо как поку­шение13. Дела о контрреволюционных преступлениях в отно­шении группы лиц должны были стать подсудными спецкол­легиям, а в отношении одиночек и групп лиц, если по делу «нет достаточных доказательств», — Особому совещанию. 14 сентября 1937 г. ЦИК СССР распространил упрощенный порядок рассмотрения дел о террористических актах практи­чески на все контрреволюционные преступления14. За отступ­ление от этого порядка работники репрессивных органов жес­токо наказывались. Расследовать дело за 10 дней было невозможно, поэтому широко применялись пытки, насилие, под­логи, обманы. Действующий в то время институт аналогии позволял репрессивным органам (НКВД, Прокуратуре, НКЮ, Верховному суду), исходя из политической обстановки, по своему усмотрению толковать как контрреволюционные деяния любые умышленные и неосторожные^действия и бездействия. Макси­мальный срок лишения свободы по делам о государственных преступлениях увеличивался с 10 до 25 лет. Дела лиц, прив­лекавшихся к ответственности по политическим обвинениям, по инициативе A.M. Кагановича стали разбираться во вне­судебном порядке с применением высшей меры наказания. Учитывая большое число таких дел, по предложению члена Политбюро В.М. Молотова расстрелы производились тыся­чами по спискам. Особое совещание стало действовать не в пол­ном составе, предусмотренном законом, а в виде «тройки», позд­нее и «двойки»: нарком внутренних дел (сначала Н.И. Ежов, с 1938 г. - Л.П. Берия) и прокурор СССР (А.Я. Вы­шинский). На местах тоже возникли «тройки» и «двойки». Судебный порядок, установленный законами от 1 декабря 1934 г. и 14 сентября 1937 г., мало чем отличался от внесу­дебного.
Если репрессии конца 20-х — начала 30-х гг. были нап­равлены против остатков кулачества, нэпманов, зажиточных слоев населения деревни и города, старой интеллигенции, то с декабря 1934 г. они, расширяясь, втягивали в свой круговорот и другие социальные слои. В середине и во второй половине
17
30-х гг. они обрушились на партийный и советский аппарат, командный состав армии, широкий слой хозяйственников.
1937—1938 гг. стали «пиком» репрессивной деятельности. Так, из 796613 осужденных в 1937 г. за контрреволюционные преступления 353074 человека были приговорены к высшей мере наказания15.
В 1992 г. в президентском архиве были обнаружены документы о плановой организации массовых репрессий в 1937—1938 гг.16. На основе решения ЦК ВКП(б) от 2 ию­ня 1937 г. о борьбе с врагами народа последовал приказ наркома внутренних дел Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г. о репрессировании 268950 человек, в том числе об уничтожении 75950 (первая категория), о направлении в ла­геря и тюрьмы 193000 (вторая категория). План был расписан по республикам, краям и областям. Расправа была приоста­новлена лишь 17 ноября 1938 г. в связи с ликвидацией «троек» и обвинениями НКВД и прокуратуры в злоупот­реблениях и попытке выйти из-под партийного контроля. Та­ким образом, центральные власти избавились от свидетелей-соучастников и обелили себя. В 1939 г. число регистрируемых репрессий снизилось в 20 раз. Однако в 1940 г. репрессии вновь стали увеличиваться и в 1941 г. возросли по сравнению с 1939 г. в 4,4 раза17. Последний всплеск регистрируемых репрессий был в 1946—1947 гг., когда они обрушились на репатриированных граждан.
Особый интерес представляют регистрируемые полити­ческие репрессии за проведение антисоветской агитации и пропаганды. Их доля в структуре контрреволюционных прес­туплений в различные годы колебалась в пределах 30—50%. В 1936 г., например, по этому обвинению было арестовано 234301 человек18.
Как известно, перепись 1937 г. была признана дефектной. По сравнению с ранее объявленными подсчетами не хватало 18 млн человек. Сведения о ней были засекречены, а ее орга­низаторы — расстреляны. Только в борьбе с кулачеством пострадало более 20 млн человек19. Есть введения, что лишь с января 1935 г. по июль 1941 г. было репрессировано 19840000 человек, причем в первый же год после ареста
18
были казнены, погибли под пытками и умерли около 7 млн человек20.
Система достигла своей главной цели — самосохранения: подлинные и мнимые враги были уничтожены или заточены в лагеря. Судьбу их разделили вероятные враги и т.д. Была достигнута и вторая цель — геноцид или по меньшей мере акты политического бандитизма были сокрыты и от мировой общественности, и от собственного народа.
Одна из характерных особенностей тоталитарной системы проявилась в попытке покончить за короткий срок с прес­тупностью, прежде всего с преступлениями против собст­венности — уголовной карой. Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социа­листической) собственности» от 7 августа 1932 г. установило за хищение названного имущества в любых формах и размерах одно наказание — расстрел с заменой при смягчающих обсто­ятельствах лишением свободы на срок в десять лет21. При этом не учитывалось, что для многих миллионов населения страны, находившихся в тягчайшей нужде и стоявших на грани голодной смерти, кара за хищение была предпочти­тельнее верной гибели. Уровень преступлений против соб­ственности был высоким и после издания закона от 7 августа 1932 г.
Репрессии периода «воейного коммунизма» и репрессии после «сталинской революции сверху» 1929 г. (года «великого перелома») имели качественно иное отличие. В условиях гражданской войны первые преследовали цель лобовой атаки на капитал, отождествлялись с понятием «раннего социализма». Многие сподвижники В.И. Ленина в конце 20-х гг. поверили в то, что Сталин, ликвидируя нэп, возвращает их к социализму безрыночному, без товарно-денежных отношений, классово-непримиримому, с чрезвычайными, экстренными методами руководства, утопической идеей немедленного скачка к ком­мунистическим отношениям. Репрессии второго периода яви­лись средством укрепления тоталитарного режима, утверждения административно-командных методов руководства в экономике. Из двух тенденций в стиле руководства конца 20-х гг. — демократической и авторитарной — вторая взяла верх. После
19
смерти В.И. Ленина дискуссии о путях и методах строи­тельства социализма в СССР имели особенно острый харак­тер. В конце 20-х — начале 30-х гг. со стороны политичес­кого руководства обосновывалась необходимость существен­ного ускорения темпов социально-экономического развития, скорейшего создания индустриальной базы. Дискуссии приоб­рели характер внутрипартийной борьбы, в т.ч. за лидерство в партии.
С 1926 г. курс на индустриализацию стал генеральной линией ВКП(б). План социалистической индустриализации предусматривал создание промышленных очагов в ранее отста­лых национальных районах, в т.ч. в Якутии, которая давала тогда треть добываемого в СССР золота22. Происходило постепенное свертывание новой экономической политики, эле­ментов рыночных отношений в промышленности и сельском хозяйстве, сопровождавшееся усилением государственного регулирования. Этому способствовало и то обстоятельство, что за годы нэпа так и не была демонтирована сформировав­шаяся в период «военного коммунизма» чрезмерно централи­зованная система управления народным хозяйством.
В этих условиях в феврале 1926 г. проходил IV Всея-кутский съезд Советов, в работе которого отразилась общест­венно-политическая ситуация, характерная для всей страны в целом. Около половины делегатов съезда образовали «беспар­тийную фракцию», куда вошли И.Н. Прядезников, А.Д. Ши­роких, В.Н. Леонтьев, В.Г. Николаев, И.В. Слепце», М А. Сузда-лов, AJL Рязанский, АЛ. Бахсыров, М.И. Ковынин, АВ. Да­выдов, И.Ф. Афанасьев, М.И. Кычкина и др.23 Представители «беспартийной фракции» требовали удлинения сроков поль­зования единоличными хозяйствами расчищенных ими земель, предлагали поощрение хозяйств, выделяющихся в хутора, и всемерную поддержку их, требовали уменьшения налогов с хозяйств, имеющих значительное количество скота и посевов.
Спустя несколько лет представители беспартийной интел­лигенции были репрессированы в период наступления на капи­талистические элементы, во время кампании борьбы с кула­чеством.
Еще в декабре 1925 г. беспартийная интеллигенция на IV Якутском окружном съезде Советов выставила кандидатуру
20
П.В. Ксенофонтова на IV Всеякутский съезд Советов24. Его публично поддержал лидер национальной интеллигенции В.Н. Ле­онтьев, зная о намерении Ксенофонтова внести изменения в проект Конституции ЯАССР с целью расширения автономных прав республики, т.е. выхода ее из состава РСФСР и доб­ровольного вхождения на договорных условиях в состав СССР. Но кандидатура П.В. Ксенофонтова не прошла, и проект реформы Конституции ЯАССР даже не обсуждался на съезде, что послужило одним из поводов для возникновения движения «конфедералистов».
Идеолог движения Павел Васильевич Ксенофонтов ро­дился в мае 1890 г. в 4-м Мальжегарском наслеге Западно-Кангаласского улуса Якутского округа в зажиточной семье, якут25. Окончил юридический факультет Московского уни­верситета, несколько лет работал адвокатом в Москве. Вернулся в Якутск летом 1925 г. До начала 1926 г. жил в родном улусе, близко познакомился с сельскими учителями П.Г. Омо-русовым и С.Н. Даниловым. В 1926 г. поступил на работу в наркомат финансов республики. Летом 1926 г. закончил рукопись «Теория и практика ленинской национальной поли­тики». П.В. Ксенофонтов как юрист развивал мысль, что автономии для Якутии мало, т.к. она «не обеспечивает самых жизненных интересов нашей нации,... поэтому надо добиваться союзных отношений с СССР»26, для этого следует изменить Конституцию ЯАССР с сохранением ее советского типа, обеспечением элементарных политических прав трудящихся. По причине жесткой партийной диктатуры им был выбран путь пробуждения более или менее широкого национального движения, однако этот вопрос не был решен весной 1927 г., когда П.В. Ксенофонтов полагал, что движение должно свестись только к «военной» демонстрации. Движение воз­никло стихийно, без подготовки, о чем свидетельствует утвер­ждение П.В. Ксенофонтова: «Я считал, что у нас не было оп­ределенной организации, поставившей своей целью начать во­оруженное выступление именно осенью 1927 г., никто не был в этом уверен... В конце концов был вынужден согласиться с ближайшими друзьями написать программу нашей партии и без философской обосновки, в которой они ни черта не понимают и понимать не желают. Это было весной 1927 года...»27.
21
Лишь после предупреждения П.В. Ксенофонтова о том, что в партийных кругах и ГПУ известно о готовящемся выс­туплении, он приступил к созданию организации в августе 1927 г.
10 августа 1927 г. в с. Покровске состоялось первое заседание членов-учредителей Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералистов)28. Присутствовали 10 человек: П.В. Ксе­нофонтов, СМ. Михайлов, СИ. Михайлов, А.П. Павлов, П.Г. Оморусов, И.Л. Белолюбский, Г.В. Афанасьев, И.Г. Ки­риллов (председатель), С.Н. Данилов (Ленский) (секретарь), Исаков. Заслушав доклад П.В. Ксенофонтова о необхо­димости добиваться изменения действующей Конституции ЯАССР при сохранении основных принципов советской госу­дарственности, собравшиеся приняли решение о создании партии и подготовке проектов программы и устава к 15 октября. Встав на путь открытого выражения противопоставления своих взглядов официальному курсу ВКП(б), П.В. Ксенофонтов оказался в лагере третьей силы — бывших противников со­ветской власти и улусной молодежи, слабо разбирающейся в политике. Членов ВКП(б) Ксенофонтов называл не иначе как «закрытой кастой безответственной демократии». Не случайно, что как-то встретившись с председателем СНК ЯАССР М.К. Аммосовым в театре, они «обменялись колкостями и разошлись»29, — факт, подтверждающий, что с обеих сторон были весьма натянутые отношения. Связь с другой группой — беспартийной интеллигенцией — Ксенофон­тов тоже отрицает: «С Софроновым А.И., Давыдовым А.В. и др. серьезными нацинтеллигентами можно было говорить лишь на основе серьезных теоретических трудов...»30. Нарком финансов Ф.П. Лепчиков предупредил СМ. Михайлова, что группу П.В. Ксенофонтова могут постигнуть репрессии31. Уже находясь в тюрьме, 25 марта 1928 г. П.В. Ксенофонтов дает более объективную характеристику своему движению, из которой очевидны причины его оторванности от масс и неорга­низованности: «Считаю его (т.е. движение. — Т.Н.) национальным движением мелкобуржуазных слоев... Приз­нание меня «контрреволюционером» со стороны нацинтел-лигенции я считаю или недоразумением, или запуганностью...
22
Я понимаю, что мною был допущен ряд ошибок, и в т.ч. я не учел, что фактом поднятия стихийного восстания с первона­чальным антисоветским уклоном я открывал возможности развитию и распространению контрреволюционных стремлений кулацко-тойонатских кругов. Но попытки использовать мое движение в этом направлении со стороны нацинтеллигенции абсолютно не допускаю»32. Нельзя не отметить неоднозначное отношение Якутского обкома ВКП(б) и органов ГПУ к этому движению.
Следует иметь в виду то обстоятельство, что в Якутии с начала 20-х гг. сохранялись ультракоммунистические тенденции, выразителями которых явились левые коммунисты, бывшие эсеры и красные партизаны — активные проводники политики «военного коммунизма» и жесткого централизма советской государственной системы. Как свидетельствует один из них, A.M. Дексиляхов, против «аммосовской» (Аммосрв М.К. — Т.И.) линии «красные партизаны» выступили еще в июне 1922 г. с заявлением в адрес Ревкома ЯАССР33, выразив несогласие с поворотом политики в сторону гуманизации, ам­нистии участников «повстанчества», привлечения беспартийной интеллигенции в советский административный и хозяйственный аппарат. Основа для внутрипартийных разногласий при сох­ранении старого правительственного курса должна была неиз­бежно расширяться. Контраргументом сторонников жесткого подавления врагов советской власти явилось то, что политика амнистии участников повстанчества в 1923—1925 гг. как бы не достигла своей цели, и методы мирной ликвидации вооружен­ных выступлений предыдущих годов привели, наоборот, к отрицательному результату. По мнению историка В.И. Шиш­кина, красный бандитизм вполне благополучно просуществовал в Сибири все 20-е гг.34 Он выполнял две важные социальные функции. С одной стороны, красный бандитизм являлся допол­нительным фактором, с помощью которого диктатура пролета­риата сдерживала активность своих оппонентов и противников, с другой стороны — служил каналом, через который проявилась ненависть социальных низов деревни к ее верхам и интел­лигенции. Данное утверждение относится и к Якутии, где в конце 20-х гг. берут верх тенденции вооруженной ликвидации враждебных советской власти группировок.
23
Партийное руководство знало об оппозиционном движении с самого начала его зарождения. С февраля 1927 г. секретарь обкома И.Н. Барахов «получил первые сумбурно-хвастливые сведения от беспринципного анархиствующего якута К.А. Со­кольникова, который хвастался тем, что он лучше знает об этом заговоре, чем ГПУ, и что ГПУ пользуется его дан­ными»35. Характерно признание самого К.А. Сокольникова, бывшего красного партизана: «Для меня не существует ни близких, ни друзей, ни родственников, я вел борьбу со всеми, невзирая ни на лица, ни на положения, во имя интересов Со­ветской власти»36. В 1921—1922 гг. он являлся начальником особого конно-ударного отряда губчека, и не случайно его называли «железной метлой советской власти».
В конце августа 1927 г. из Новосибирска прибыл полномочный представитель ОГПУ С. Буда и сообщил, что ему поручили поставить перед обкомом вопрос о немедленном аресте участников ксенофонтовского заговора37. В список подлежащих аресту были включены около 70 человек, почти все известные представители национальной интеллигенции. Обком ВКП(б) (И.Н. Барахов, М.К. Аммосов, АГ. Габышев, С.Ф. Гоголев) очень осторожно подошел к этому вопросу и просил отсрочить арест, руководствуясь соображениями о вли­янии нацинтеллигенции среди населения и недостаточностью материалов. Разрешение ОГПУ из Москвы было получено. Но вскоре поступили сведения, что срок выступления заго­ворщиков назначен на 21 сентября, поэтому ЯО ОГПУ (на­чальник Петров) решило арестовать подозреваемых 18 сен­тября. Один из сотрудников ЯО ОГПУ, который выехал в Мегинский улус, узнав, что заговорщики собираются в город Якутск и могут скрыться, приступил к арестам с 14 сентября, тем самым была упущена возможность арестовать самого П.В. Ксенофонтова. В Якутске в ночь на 16 сентября было арестовано более 30 человек, в т.ч. известные общественные деятели АИ. Софронов, Ф.Г. Сивцев, АИ. Говоров, И.Ф. Афа­насьев, М.П. Слепцов, В.И. Новгородов, Н.Н. Божедонов, П.И. Оросин (см. приложение 2). Основанием для возбуж­дения «уголовного дела» послужило подозрение о их воз­можном участии в антисоветском заговоре с целью свержения советской власти в Якутии и выхода ее из состава СССР, а
24
также показание К. А. Сокольникова. По его показанию, 22 — 23 апреля 1927 г. по ул. Полевой у Афанасия Ефимова сос­тоялось совещание с участием М.К. Артемьева и Н.Ф. Афа­насьева о назначении антисоветских агитаторов по улусам: в Таттинский — АВ. Давыдова, АИ. Софронова, в Ботурусский — П.И. Сивцева, Мегинский — П.А. Слепцова, Намский — Ефима Сивцева, Дюпсинский — И.Ф. Афанасьева и П.П. Афа­насьева, Борогонский — А.И. Говорова, Баягантайский — М.П. Слепцова и К. Неустроева38. Дело в отношении 28 человек, представителей старой интеллигенции, бывших белых офицеров, учащейся молодежи, рассматривалось 29 октября 1928 г. на Особом совещании при коллегии ОГПУ в г. Но­восибирске во внесудебном порядке, на основании приказа ОГПУ № 172 от 1924 г. Ввиду отсутствия каких-либо доказательств в совершении преступления по предварительному следствию им было предъявлено обвинение в недонесении о контрреволюционном выступлении. Студенты Якутского педгехникума — КН. Егорова, М.В. Харитонова, Н.М. Бурцев были освобождены из-под стражи с лишением права прожи­вания сроком на три года в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в Якутии. Г.И. Готовцев, 27 лет, уроженец Баягантайского наслега Баягантайского улуса, осужденный на 10 лет, по пути следования в г. Новосибирск тяжело заболел и скончался 22 марта 1929 г. в Казанской объединенной больнице мест заключения.
Остальные 24 заключенных должны были следовать этапом в Соловецкий концлагерь (СЛОН). Из них 18 человек не имели никакого отношения к событиям осени 1927 г. и не знали о существовании заговора, трое знали о заговоре, но не донесли, четверо молодых людей признали вступление в группу Ксенофонтова с целью агитации за федеративные отношения Якутии с СССР в рамках советской демократии39. Обви­нительное заключение по сути представляет собой политический документ, в нем изложена социальная опасность белопов-станческого движения в Якутии периода 20-х гг. без достаточного юридического обоснования и оценки конкретных действий обвиняемых. Предварительное следствие акцен­тировано на прошлой деятельности, хотя они были амнисти­рованы по постановлению Президиума Якутского ЦИК от 8
25
сентября 1924 г.40 Доказательств о совершении ими анти­советского преступления по данному делу добыто не было. Постановлением президиума Верховного суда Якутской Саха ССР от 19 декабря 1991 г. дела в отношении 27 человек прекращены за недоказанностью обвинения41. АИ. Софронов — один из основоположников якутской литературы — был арес­тован 16 сентября 1927 г. Постановлением ОГПУ от 30 ян­варя 1929 г. лишение свободы Софронову по причине болезни заменено высылкой в Архангельскую губернию на тот же срок. В октябре 1930 г. постановлением ЦИК СССР он был освобожден с лишением права проживания на оставшийся срок в шести центральных городах СССР и Якутской АССР. На основании надзорного протеста заместителя генерального прокурора СССР решение коллегии ОГПУ от 29 октября 1928 г. в отношении А.И. Софронова отменено постанов­лением президиума Верховного суда ЯАССР 15 ноября 1962 г.42
После произведенных арестов обком ВКП(б) конста­тировал их неудачу, поскольку ГПУ, не имея достаточных ма­териалов, допустило ряд оперативных упущений, захватив лишь рядовых участников в момент подготовки их к выступлению. Руководители П.В. Ксенофонтов, И.Г. Кириллов и другие сумели скрыться и провели второе собрание членов-учредителей партии «конфедералистов» 4 октября 1927 г. в местности Кудома Восточно-Кангаласского улуса, на котором присут­ствовало 14 человек43. Вел собрание СМ. Михайлов, были приняты программа и устав партии, избран «генеральный секре­тарь ЦК» (Центрального комитета) — П.В. Ксенофонтов. В состав временного ЦК вошли П.В. Ксенофонтов, СМ. Ми­хайлов, СИ. Михайлов, В.М. Слепцов, П.Г. Оморусов (Семенов), СН. Данилов (Ленский), Оторов, И.Л. Бе-лолюбский (Кумахтахов), Трубачев, Софонов; кандидатами в ЦК — Д.М. Кондратьев, Ефимов, Исаков, Боев; в состав ЦКК (Центрального контрольного комитета) — И.Г. Ки­риллов, Киров, М.К. Артемьев, А. Оморусова. Рабочему аппарату ЦК было поручено выработать инструкцию районным уполномоченным о порядке проведения организационной работы по созданию партийных ячеек. Обсудив создавшееся положение «в связи с репрессиями правительства в отношении
26
членов партии», уполномоченным ЦК поручили немедленно приступить к сбору имеющегося у населения оружия и к соз­данию добровольческих партизанских отрядов в правобе­режных районах. План действий и способ снабжения парти­занских отрядов предложили на усмотрение самих стихийно образовывавшихся отрядов, запретив ЦК и его уполномо­ченным какое-либо вмешательство по партийной линии в этих вопросах. Таким образом, со стороны руководителей проявилось стремление придать движению стихийно-народный характер.
Аресты учащейся молодежи, бывших участников анти­советских выступлений и интеллигенции в сентябре 1927 г. послужили толчком, поводом для вооруженной демонстрации в улусах. Движение находило поддержку среди малограмотной части населения лозунгами «спасти родину... от самопроизвола ГПУ... и от ига левых коммунистов», не допустить возврата к политике «военного коммунизма»44. Один из военных ру­ководителей — М.К. Артемьев45, неоднократно участво­вавший в антисоветских движениях в начале 20-х гг., в пись­ме к командиру первого конного отряда войск ЯАССР ИЛ. Отро­ду объясняет свою причастность к движению таким образом: «... Когда же я убедился, что репрессии начались, и ГПУ опять начинает пускать в ход „военный коммунизм", то в инте­ресах своей бедной родины решил с оружием в руках защищать массы от гнета, насилия и террора ГПУ. В результате всех этих ненормальных явлений я окончательно убедился, что без самостоятельной социалистической республики Якутия погибнет под гнетом ГПУ, которое не считается ни с чем и подчиняется только центру»46.
В октябре 1927 г. состоялось объединенное заседание Пленума Якутского обкома и областного контрольного коми­тета ВКП(б), на котором рассматривался вопрос о последних политических событиях в Якутии. Вначале линия обкома ВКП(б) была направлена на освобождение лиц, ранее не участвовавших в антисоветских движениях, и проведение разъ­яснительной кампании по улусам представителями интелли­генции. С этой целью 7 октября 1927 г. созвано совещание актива национальной интеллигенции47, в котором приняли участие 35 человек: И.Н. Прядезников, И.К Осипов, АИ. Соф-
27
ронов (освобожденный из-под стражи с подпиской о невыезде), А.Д. Попов, П.Д. Яковлев, И.И. Аммосов, Г.В. Ксенофонтов (старший брат П.В. Ксенофонтова), П.В. Слепцов, Т.Е. Сосин, К.О. Гаврилов и другие, а также временно исполняющий обязанности председателя ЯЦИК А.Д. Широких. Заслушав информационный доклад секретаря обкома И.Н. Барахова, участники совещания выразили согласие провести беспартийные конференции для разъяснения обстановки в улусах Якутского округа. Так, А.И. Софронов с 12 октября по 10 ноября 1927 г. провел 11 собраний в Таттинском улусе, а К.О. Гаврилов был в Мегинском улусе48.
На бюро обкома ВКП(б) 12 октября 1928 г. действия конфедералистов были оценены как «бандитские», и «наиболее целесообразной мерой борьбы против этого выступления» из-за угрозы его распространения на Север признана «реши­тельная вооруженная борьба, комбинированная с умелым под­ходом к населению и рядовым участникам»49. Члены бюро пришли к мнению, что вторичное применение амнистии к бывшим участникам «повстанческого» движения нецеле­сообразно и добровольно сдавшиеся и захваченные в плен должны предстать перед судом.
Отъезд председателя СНК ЯАССР М.К. Аммосова и секретаря обкома И.Н. Барахова на XV съезд ВКП(б) 5 ноября 1927 г. совпал со вторым периодом движения кон­федералистов. Отряды М.К. Артемьева и СМ. Михайлова (52 чел.) из С.Петропавловска продвинулись в Амгинский улус, где 9 ноября 1927 г. произошла стычка в с.Абага с 6 красноармейцами (в их числе был начальник ЯО ОГПУ Петров), 18 пионерами и комсомольцами. По официальным данным, бой длился 4,5 часа, потери с обеих сторон составили по одному убитому и одному раненому50. Сам М.К. Артемьев на следствии показал, что во время демонстрации протеста по улусам отряды избегали всякого столкновения, засады красным не устраивали, вооруженной борьбы с советской властью не вели51. Данный факт подтверждается материалами следствия. Одновременно в Западно-Кангаласском улусе выступили отряды «Западной боевой группы» под руководством И.Г. Ки­риллова (16—20 чел.) и П.Г. Оморусова (20—24 чел.). Общая численность отрядов, по данным председателя оператив­
28

2 Т.С.Иванова Из истории политических репрессий в Якутии

ной «тройки» по ликвидации движения К.К. Байкалова, в декабре 1927 г. составила 150 человек, по данным самого П.В. Ксе­нофонтова, — 100—200 человек52.
В первой половине ноября через инструктора сельско­хозяйственного кредитного общества «Салгабыл» П.Д. Яков­лева конфедералисты передали в ЯЦИК программу своей партии для обсуждения и принятия решения до 25 ноября, в противном случае предупреждали о начале военных действий. Но документ по политическим соображениям не рассматри­вался. 26 ноября 1927 г. И.Я. Строду в Покровск были переданы письма из штаба партизанских отрядов «Западной боевой группы», программа партии и обращение к красно­армейцам. Конфедералисты обвинили правительство в прес­тупном молчании и желании кровопролития. 28 ноября 1927 г., заслушав информацию особоуполномоченного ОГПУ по ЯАССР С. Буды о военно-оперативной обстановке, сов­местное заседание Президиума ЦИК и СНК ЯАССР приняло решение, «не останавливаясь ни перед какими расходами и жертвами, сломать сопротивление... враждебных Советской власти группировок» и предложило им немедленно сдаться и сложить оружие. Для согласования действий с военным командованием в отряд И.Я. Строда был направлен член Президиума ЯЦИК Н.В. Бубякин53.
3—4 декабря 1927 г. в местности Мытатцы Западно-Кангаласского улуса состоялось объединенное заседание сил конфедералистов, которое вел М.К. Артемьев. По решению собравшихся название партии было переименовано в Якутскую советскую социалистическую партию середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедералистов). Постановили открыть доступ в партию трудовому русскому населению и приступить к ор­ганизационной работе на левом побережье р. Лены. Обсудив постановление Президиума ЦИК и СНК ЯАССР от 28 ноября 1927 г. пришли к выводу, что «социалистическое пра­вительство... заняло позицию чисто бюрократического рас­смотрения народного движения как контрреволюционного», и решили «добиваться идейной капитуляции угрозой военной силы»54. Требование правительства о мирной сдаче было отклонено. Мирошниченко и В.М. Слепцову было поручено составить воззвание к населению и членам ВКП(б) на русском
29
и якутском языках. Более чем уверенностью в своей правоте можно констатировать решение изыскать способ подпольной работы среди партийных якутов и организовать в г. Якутске агентурную сеть. На заседании присутствовали члены ЦК СМ. Михайлов, И.Л. Белолюбский (Кумахтахов), Исаков, С.Н. Данилов (Ленский), Оторов, В.М. Слепцов, СИ. Ми­хайлов, П.Г. Оморусов, Боев, Трубачев, ДМ. Ефимов, П.В. Ксе­нофонтов, Панкратов, Софонов, члены ЦКК — И.Г. Кириллов (Киров), М.К. Артемьев, А. Оморусова и представители партизанского отряда — В.Н. Нестеров, П.И. Гаврильев, Г.О. Чемокин, С.А. Кириллин. Ввиду приближения отряда И.Я. Строда из 140 добровольцев и 115 бойцов военной дружины55, из м. Мытатцы повстанцы выступили по двум направлениям для соединения в Баягантайском улусе: отряд И.Г. Кириллова и М.К. Артемьева направился через Намцы в Дюпсинский улус, отряд СМ. Михайлова — в Западно-Кангаласский, и они объединились в январе 1928 г.
Между тем события принимали другой оборот. 17 декабря 1927 г. в Якутск к секретарю обкома и бывшему главно­командующему войсками ЯАССР К. К. Байкалову приехал заведующий факторией Якутторга Василий Никифорович Ксенофонтов поговорить с ним лично о судьбе своего сына П.В. Ксенофонтова. По решению оперативной «тройки» (К.К. Байкалов, председатель СНК СВ. Васильев, С. Буда), К.К. Байкалов написал письмо П.В. Ксенофонтову с гарантией «не привлечения к ответственности». С. Буда выдал пропуск на свободный проезд в город В.Н. Ксенофонтову и П.В. Ксе­нофонтову56. При этом члены оперативной «тройки» исходили из установок Политбюро ЦК ВКП(б). Еще 18 ноября 1927 г. бюро обкома настаивало на том, чтобы исполнение приговоров о высшей мере наказания отложить до ликвидации движения. Это подтвердило Политбюро ЦК ВКП(б) теле­граммой от 24 ноября 1927 г.: «Всех руководителей и активных участников бандитизма вывезти из Якутии»57. Затем ситуация резко меняется. 28 декабря 1927 г. уполномоченный ОГПУ С. Буда информировал бюро обкома о директивах Г.Г. Ягоды, дающих право производить расстрелы не только лично С. Буде, но и всем командирам. После получения 30 декабря 1927 г. постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о возложении всей
30
ответственности за подавление восстания в Якутии на органы ГПУ, бюро обкома уже не занималось даже обсуждением этого вопроса, считая, что таким образом может произвести давление на органы ГПУ и нарушить постановление ЦК. Несмотря на это, 22 января 1928 г. была получена директива ЦК ВКП(б) от 21 января 1928 г. о роспуске оперативной «тройки» (за нарушение директивы ЦК, неисполнение распоряжения ОГПУ, политические переговоры с «банди­тами») и невмешательстве в дела ОГПУ; К.К. Байкалов был отозван в ЦК, а И.Я. Строд отстранен от должности за невыполнение приказов ОГПУ58.
Получив сообщение, что центр решил подавить движение вооруженным путем, не останавливаясь ни перед чем, 1 января 1928 г. П.В. Ксенофонтов шился на квартиру К.К. Байкалова, где был арестован и препровожден в ЯО ОГПУ59. При этом он вполне сознавал, что идет на верную гибель, тем не менее, не отказываясь от своих политических взглядов, надеялся на мирный исход событий. 17 января 1928 г. он написал письмо членам ЦК и ЦКК конфедералистов с призывом прекратить военную демонстрацию, искренне поверив сам в возможность переговоров с властями: «...Отказ от вооруженной борьбы гарантирует даже формально — т.е. по закону — значительное снисхождение и тем более не дает права на какую-либо расправу с участниками движения,... если все добровольно сложат оружие... Всех добровольно сдающихся освобождают, совершенно не привлекая к какой-либо ответ­ственности, в чем уверил меня т. Буда (ко вчерашнему дню освобождено 18 человек)... Наши требования переданы центру...» 60.
Конфедералисты последовательно и до конца проводили свою тактику «военной демонстрации». Уклоняясь от боя, они сделали переход примерно в 1,5—2 тыс. км, и отряды частей Красной Армии, загнав лошадей и измотав людей, остались далеко позади. Параллельно с начатыми переговорами С. Бу­да дал распоряжение командирам отрядов о расстреле на месте всех сдававшихся. Строд и Корякин отказались исполнить приказ, действуя по методу бескровной ликвидации анти­советских группировок в 1922—1923 гг. и 1925 г.
31
О письме П.В. Ксенофонтова к своим соратникам и о распоряжении С. Буды члены оперативной «тройки» СВ. Ва­сильев и К. К. Байкалов узнали позже61. В самостоятельных действиях сотрудника ОГПУ С. Буды усматриваются уже сложившиеся к тому времени абсолютные полномочия органов ОГПУ как орудия подавления инакомыслящих при решении вопросов политического характера. Чтобы сдававшиеся не узнали о внесудебных расстрелах в городе, навстречу им выез­жали сотрудники ОГПУ для ареста и препровождения в город. 27 января 1928 г. добровольно сдался отряд СМ. Ми­хайлова, 6 февраля — отряд М.К. Артемьева62. Председатель «тройки» К.К. Байкалов в докладной комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) отметил, что линия Новосибирска на «техни­ческую ликвидацию» (т.е. физическое уничтожение) отрядов привела бы к осложнениям, т.к., узнав о расстрелах, они безусловно не сдались бы63.
По делам «командного состава» и 59 рядовых участников движения попеременно вели следствие специально команди­рованные из центра в Якутск уполномоченные ОГПУ по Сибкраю Кунцевич, Воротилов и Буда. Дело «конфедералистов» изучено прокурором ЯАССР ОФ. Гоголевым и на основании п. «в» ст. 3 секретного Постановления Президиума ЦИК СССР от 9 мая 1924 г., приказа ОГПУ от 23 мая 1924 г., распоряжений ОГПУ по Сибкраю от 16 октября и 2 декабря 1927 г. передано особоуполномоченному коллегии ОГПУ СССР СВ. Пузицкому для вынесения внесудебного при­говора. 27 марта 1928 г. 20 человек командного состава приговорены им к расстрелу, 4 — к различным срокам зак­лючения. До этого постановлением от 10 марта им же осуждено 59 участников движения, из них 34 приговорены к расстрелу (расстреляны 13 и 17 марта 1928 г.), 25 — к различным сро­кам заключения64 (см. приложение 1).
Почти все осужденные по делу не отрицали своего участия в движении. Данное обстоятельство оценено органами ОГПУ как признание вины в контрреволюционном вооруженном восстании. Из материалов «уголовного дела» усматривается, что имевшие место перестрелки с отрядом И.Я. Строда носили обоюдный характер и были связаны с преследованием. Под Абагой во время перестрелки человеческие жертвы
32
были только в отряде М.К. Артемьева. О других жертвах, кроме расстрелянного уполномоченного ГПУ П. Прокопьева, в деле не указано.
Следствие по делу проведено с грубыми нарушениями процессуального законодательства (обвиняемым не представ­лялись материалы дела для ознакомления, не было обеспечено право на защиту и т.д.). Осужденные, лица в основном безграмотные, не владеющие русским языком, показания «подтверждали» только отпечатками пальцев на протоколах.
Руководитель и идеолог движения П.В. Ксенофонтов был признан виновным в организации контрреволюционного заговора, в намерении путем вооруженной борьбы свергнуть советскую власть в Якутии и через присоединение Охотского побережья в союзе с Японией создать буржуазно-демокра­тическое государство. Другие лица, осужденные по этому же делу, обвинялись в организации и осуществлении в 1927 г. вооруженного восстания с целью отторжения Якутии от РСФСР и СССР, в совершении грабежей и убийств и дру­гих насильственных действий в отношении населения.
Сам П.В. Ксенофонтов по предъявленному обвинению виновным себя не признал. В ходе всего предварительного следствия утверждал, что его идеи и действия соответствовали Декларации прав трудящихся и эксплуатируемого народа, Конституции СССР, решениям съездов Советов, ВКП(б) и работам В.И. Ленина по национальным вопросам. Он приз­навал, что был инициатором идеи самоопределения Якутии и вхождения ее в состав СССР на правах суверенной союзной республики на основании союзного договора. Обвинение в намерении отторжения Якутии в самостоятельное государство путем свержения существующего строя и законной власти отрицал. Свой довод в программе обосновывал тем, что сох­ранение якутской нации возможно только при социализме.
В период следствия Ксенофонтов не скрывал своего от­рицательного отношения к деятельности областной партийной организации, считал, что она творит произвол, механически претворяя в жизнь решения центра, не учитывает особенности местных условий и традиционного уклада жизни местного населения. Из документов видно, что Ксенофонтов выступал против ущемления интересов якутского крестьянства за счет
33
новых переселенцев, поскольку возможности скудных северных земель считал ограниченными. Кроме того, «прирезки» земель, по его мнению, нарушали сложившийся вековой уклад жизни местного населения, живущего в значительной степени за счет рыболовства и охоты, т.е. выражал свое личное отношение к промышленному освоению края.
К материалам дела в качестве вещественных доказательств антигосударственной деятельности приобщены рукописные теоретические работы П.В. Ксенофонтова: «Программа Младоякутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства (конфедера-листов)»; «Устав партии конфедералистов», составленные в начале октября 1927 г.; «Декларация о временных адми­нистративных и судебных установлениях»; копия проекта Конституции ЯАССР; статья «Международное положение СССР»65. Из анализа этих документов можно сделать вывод, что Ксенофонтов был сторонником советской социалистической системы при руководящей роли ВКП(б), с правом одновремен­ного существования советской социалистической крестьянской партии Якутии. Резкая критика П.В. Ксенофонтова была направлена против Якутского обкома ВКП(б), а не всей партии в целом. Свидетельство тому — требование изменить Конституцию ЯАССР на принципах договорных отношений с СССР, надежда привлечь внимание центральных органов власти путем вооруженной демонстрации, показать ее народный характер, признание классовой диктатуры пролетариата и общеполитического руководства за ВКП(б) в представленных программных документах. При этом встречаются и противо­речивые суждения, о роли компартии, например: «Совнарком должен быть назначаем якутским комитетом ВКП.... Якутскому комитету ВКП должно быть предоставлено право участия в отправлении законодательной функции в форме права утвер­ждать и отклонять законопроекты, принятые как ЯЦИКом, так и Всеякутским съездом...»66 и другое — «По действующей советской конституции все функции Верховной власти: законо­дательная, правительственная и судебная не обособлены одна от другой и отправляются (управляются. — Т.И.) одним и тем же органом, а фактически даже одной партией... необходимо обособление правительственной власти от законодательной,...
34
власть большевиков по существу не ограничена никакими за­конами»67. Однако нельзя не отметить, что после оценки движения Якутским обкомом ВКП(б) как «бандитского» отношение П.В. Ксенофонтова к правительству резко меняется в негативную сторону.
В «Речи к повстанческой интеллигенции» в конце октября 1927 г.68 большое внимание уделено требованиям расширения политических прав трудящихся, разделения исполнительной, законодательной и судебной властей. Здесь проявилась идеа­листическая вера Ксенофонтова в закон, поэтому внесение изменений в действующую конституцию он предполагал своими способами и надеялся, что избранный им путь поднятия на­родного движения, по его мнению, не выходящий за рамки закона, также будет рассматриваться в законном порядке.
В своей программе конфедералисты были солидарны с целями и задачами ВКП(б): «... Партия... ставит первостепен­ной и основной своей задачей всемерное содействие действи­тельному утверждению социализма в Якутии и неуклонную борьбу со всякими контрреволюционными, антисоветскими устремлениями... Единственный правильный путь..., так же как и ВКП, видит в твердо взятом курсе к постепенному, но неуклонному развитию всех видов кооперации,... к укреплению коллективных форм земледельческого и скотоводческого хо­зяйства на основе электрификации таковых... Так же как ВКП, вполне признает безусловную необходимость постепенной индустриализации страны на социалистических началах...»69.
Во главу угла требований своей партии П.В. Ксенофонтов ставил принцип «конфедерализма», т.е. выход ЯАССР из состава РСФСР, повышение статуса республики до союзной и вхождение ее в состав СССР на особо договорных усло­виях в качестве равноправной стороны. В программе предус­мотрены основные пункты Союзного договора, в котором «устанавливается вполне достаточная гарантия сохранения социалистического характера нашей республики, а с другой стороны, Якутской ССР предоставляется полнота законо­дательной власти в различных отраслях государственного строительства с теми ограничениями, которые будут установлены добровольным соглашением равноправных сторон...»70. По договору Якутская ССР «всю полноту полномочий в области
35
военной и дипломатической защиты ее интересов, а также по делам народной связи и путей сообщения» передает Союзу. Таким образом, обвинения П.В. Ксенофонтова как сторон­ника буржуазного самоопределения и отторжения Якутии от СССР беспочвенны и показывают предвзятый подход властей к участникам событий. Более или менее объективную характеристику этого периода дает председатель СНК ЯАССР М.К. Аммосов: «В истории Якутской организации харак­терным является непрекращающаяся все время вспышка болезни «левизны» в нацвопросе... И вот последняя позиция левых теперь сведена на подразделение нацинтеллигенции на две категории — социально чуждую и социально близкую нам группы. Против первой надо открыть войну, в отношении их никакой национальной политики... Тут, во-первых, налицо полное смешение нацинтеллигенции с местной кулацкой бур­жуазией, во-вторых, яркая выраженная линия на изоляцию и сокрушение нацинтеллигенции»71. С самого начала к «кон-федералистам» примкнули амнистированные участники «повстанческого», антисоветского движения 1921—1925 гг., что послужило поводом для определения его как «контрре­волюционного», «бандитского». Не найдя поддержки в ши­роких общественных кругах, П.В. Ксенофонтов опирался на те социальные слои, которые рассматривались руководством ВКП(б) как потенциальные противники советской власти, к ним неоправданно причислялась также политически необ­разованная улусная молодежь. В условиях усиления левацких тенденций это и послужило дополнительным фактором, который привел к поражению.
Движение «конфедералистов» являлось оппозиционным движением по отношению к политике государства по правовым, экономическим, национальным вопросам, формой открытого протеста против зажима внутрипартийной демократии. По времени оно совпало с началом свертывания нэпа, ограничением советской демократии, складыванием административной системы, характеризующейся централизацией управления и усилением ее репрессивного аппарата. Попытка сопротивления офици­альной политике ВКП(б) (в лице Якутского обкома) и Советов не удалась, идея суверенной республики не могла быть претворена в жизнь в силу объективных и субъективных
36
причин. В условиях складывающейся жесткой социально-политической обстановки, которая привела в конце 20-х гг. к сталинской революции «сверху», смещению с политической арены всех явных и скрытых оппозиционеров, движение «конфедералистов» с самого начала было обречено на провал. Утверждение некоторых авторов, что «народ все видел и по­нимал»72, не соответствует действительности. Развивая об­щественно-политические идеи по вопросам государственности и национальной политики, П.В. Ксенофонтов не учел объек­тивных условий для их претворения. Во-первых, движение «конфедералистов» возникло стихийно, к активным действиям они приступили из-за угрозы ареста, что подтверждается по­казаниями обвиняемых, и боязни возврата к политике «воен­ного коммунизма»; во-вторых, цели и задачи движения не до конца понимали сами участники, являющиеся в основном неграмотными; в-третьих, идейный руководитель П.В. Ксено­фонтов, будучи юристом по образованию, верил в «конститу­ционное» разрешение вопроса путем поднятия народного движения. Самих непосредственных участников движения, как уже указывалось выше, было 160 человек. «Военной демонстрацией» и разъяснением своих требований они вызы­вали неоднозначное отношение у неграмотного населения (в 1926 г. — 43,7%)73, которое подвергалось широкой агитаци­онно-пропагандистской кампании ВКП(б). Дело П.В. Ксе­нофонтова в последующем послужило поводом для развязы­вания репрессий против беспартийной интеллигенции и учащейся молодежи и наступления на капиталистические элементы, т.е. курса на ликвидацию в Якутии кулачества и «социально-чуждой» интеллигенции. В июне 1928 г. член ВКП(б) с 1919 г. С.Г. Иванов в письме к И.Н. Барахову в Москву приводит цифры о расстреле до 100 человек (в печати речь шла о 30) и направлении в ссылку 300 человек по результатам работы членов комиссии ЦК ВКП(б) Осадкина, Столпника и Пуйкана74. Документов, подтверждающих эти данные, пока обнаружить не удалось. Репрессии продолжались до начала 1930 г. и сопровождались отстранением от советской, партийной и общественно-культурной деятельности грамотной части населения республики первого поколения большевиков.
37
В феврале 1928 г. по просьбе руководителей республики в связи с «тунгусским вопросом» и для обследования поли­тического, хозяйственного и культурного состояния ЯАССР прибыла правительственная комиссия во главе с членом ВЦИК Я.В. Полуяном. Через два дня после прибытия комиссии начались массовые аресты и расстрелы без суда. Связав выступление П.В. Ксенофонтова с позицией партийно-советского руководства республики, комиссия ЦК ВКП(б) и ВЦИК охарактеризовала ее как проявление «правого уклона», отметила перерождение партийно-советских кадров в «идеологов буржуазного национализма».
27 марта 1928 г. на объединенном пленуме Якутского обкома ВКП(б) и областной контрольной комиссии по докладу М.К. Аммосова была принята резолюция «О причинах бандитского движения 1927—1928 гг.», которая была отре­дактирована 29 марта 1928 г. на бюро обкома ВКП (б). Основной причиной, обусловившей «перерастание контр­революционных тенденций в форму открытой вооруженной борьбы с Советской властью», пленум считал неправильную линию областного комитета партии в национальном вопросе. По мнению участников пленума, ошибки заключались в амнистии участников антисоветских выступлений 20-х гг., что позволило «сохранить бандитские кадры», и широком вовлечении в советское строительство «кулацко-нацио-налистической интеллигенции». Как следствие этих мер упоминался «заговор» красных партизан 1927 г., недовольных своим положением. В действительности на этом пленуме произошел коренной поворот политики «влево»; под флагом борьбы с бандитизмом началось свертывание нэпа и сведение на нет тех позитивных начинаний, которые были заложены в начале 20-х гг. Безоговорочно были приняты решения XV съезда ВКП(б) о начале борьбы против «растущих кулацких элементов», оказания помощи бедняцким слоям населения. Взамен старой линии обкома, «ориентированной на верхушку интеллигенции», предлагалось взять решительный курс на вовлечение и выдвижение на руководящую работу батрацко-бедняцких и середняцких слоев населения, привлечение трудовой интеллигенции и оказание помощи красным партизанам. Пленум выразил одобрение жесткой линии по ликвидации
38
бандитизма (это была лишь констатация факта, поскольку партийные органы уже не имели права вмешиваться в дела ОГПУ) и принял решение начать борьбу против «усилива­ющейся националистической идеологии», что означало начало борьбы с оппозицией внутри партийных организаций наци­ональных республик, ограничение самоуправленческих прав автономий.
Материалы, подготовленные комиссией Я.В. Полуяна, послужили основой для принятия ЦК ВКП(б) 9 августа 1928 г. постановления «О положении в Якутской орга­низации». В постановлении указано, что «обком при проведении политики по привлечению национальной интеллигенции к со­ветскому строительству допустил ряд серьезных ошибок, ока­зывая поддержку верхушечной части националистически наст­роенной якутской интеллигенции, систематически выдвигая ее на руководящую работу... Произошла большая засоренность советского аппарата и усиление влияния на него национа­листической интеллигенции, что привело к искажению классовой линии в руководстве обкома советским и хозяйственным строительством, в особенности по вопросам торговли и кре­дита»75. Этот документ имел политическое значение и по существу стал идеологическим обоснованием репрессий, направленных против партийных и советских кадров республики. Секретарь обкома партии И.Н. Барахов, председатель Совнаркома ЯАССР М.К. Аммосов и председатель областной контрольной комиссии ВКП(б) СВ. Ва­сильев после принятия постановления были отозваны в рас­поряжение ЦК ВКП(6). ЦК ВКП(б) дал директиву о проведении земельной реформы, об ограничении и вытеснении капиталистических элементов, о проведении чистки советских, кооперативных и торгово-хозяйственных органов от «классово-чуждых элементов».
Еще 30 марта 1928 г. в бюро обкома ВКП(б) поступило заявление от группы несогласных с изменением политического курса, которые считали, что «...новый курс, установленный большинством последнего Пленума ОК и ОКК, находится в полном противоречии с существующими как общими ди­рективами партии и учением Ленина по национальному вопросу, так и частными и специальными решениями ЦК по Якутии,
39
касающимися практического проведения национальной поли­тики партии»76.
Подписавшие заявление (АА Назаров, Ткаченко, И.Н. Бара-хов, Слободской, П.П. Кочнев, ПА. Ойунский, М.К. Аммосов, СВ. Васильев) просили разрешить защиту своих взглядов перед ЦК. Но в последующем, в партийных кругах и материалах печати, исходя из оценки постановления ЦК, политика бывшего руководства республики уже официально стала характе­ризоваться как проявление «правого уклона» и «буржуазного национализма».
2 сентября 1928 г. состоялась VI Якутская областная партийная конференция. Анализируя причины движения «кон­федералистов» 1927 — 1928 гг., конференция осудила прежнюю политику амнистирования руководителей белобандитизма и выдвижения их на ответственные посты. Также была признана неправильной линия обкома на привлечение беспартийной интеллигенции в хозяйственное и культурное строительство. Руководствуясь решениями XV съезда ВКП (б) (декабрь 1927 г.) и директивами ЦК, конференция признала необ­ходимым провести решительное наступление на капиталис­тические элементы в городе и улусах, осуществить земельную реформу, укрепить советский и торговый аппараты, очистив их от классово-чуждых элементов77.
Постановление ЦК ВКП(б) подготовило своеобразный переворот власти в республике, что привело к изменению всей социально-экономической политики. Старые большевистские кадры обкома ВКП(б) были заменены новым составом, сог­ласным с политикой центра и безоговорочно проводящим все указания ЦК ВКП(б), т.е. превратившимся в послушный инструмент административно-командной системы власти. Из 30 членов и кандидатов областного комитета партии, избранных на V областной партийной конференции, 20 членов были выведены из состава обкома на VI партконференции. Среди неизбранных были М.К. Аммосов, И.Н. Барахов, СВ. Ва­сильев, П.А. Ойунский, С.Н. Донской (младший), Н.Н. За-харенко, А.Ф. Бояров, Н.П. Фаткулов, П.Е. Якутцев и др. Из 49 членов ЯЦИК, избранных на V съезде в феврале 1927 г., не были избраны членами ЯЦИК на VI съезде в марте 1929 г. 36 человек, а из 20 кандидатов в члены ЯЦИК —
40
18 человек78. Первые кадры партийных и советских органов были отстранены от руководства республикой по политическим мотивам, а некоторые представители беспартийной интел­лигенции были репрессированы.
Свою точку зрения на политику советской власти по отношению к интеллигенции, повстанчеству, на изменение социально-политической обстановки в конце 20-х гг. отста­ивали коммунисты И.П. Редников и А.А. Назаров в своих письмах к М.К. Аммосову и И.Н. Барахову. Эта товари­щеская переписка перед VI областной партийной конференцией попала в руки Якутского отдела ОПТУ и стала идеологическим обоснованием существования группы М.К Аммосова (И.Н. Ба­рахов, А.А. Назаров, И.П. Редников, С.Г. Иванов, И.Н. Ви­нокуров, П.П. Кочнев и др.), которая впоследствии характе­ризуется как буржуазно-националистическая организация. Не­согласие с полигакой руководства ВКП(б) в конце 20-х гг. стало рассматриваться как контрреволюционная деятельность.
«Великий перелом» Сталина отразился и на политике: вместо старых партийных кадров, которые были обвинены в буржуазном национализме и отошли на задний план, на первый план выдвинулись новые члены ВКП(б), придерживающиеся политики сверхиндустриализации и свертывания нэпа. В до­кументах того времени они сами между собой проводят четкую грань: «старая линия» — «новая линия», «старое руководство» — «новое руководство». Характерно, что сторонники М.К. Ам­мосова до конца были последовательны в своих суждениях и взглядах. Несмотря на меньшинство, они активно выступили на областной партийной конференции в августе 1928 г. (И.П. Ред­ников, И.Н. Винокуров, С.Г. Иванов, А.А. Назаров) с защитой линии старого руководства как правильной, ленинской. Именно это обстоятельство послужило основанием для обвинения их в буржуазном национализме в 30-х гг. Обвиняемый С.Г. Иванов 29 марта 1938 г. свидетельствовал: «В 1928 г. в Якутской партийной организации правой оппозиции не было... По приезду комиссии ЦК ВКП(б) происходила борьба между руковод­ством старого состава бюро обкома ВКП(б), которое возглав­лялось Аммосовым, Бараховым, Васильевым — с одной сторо­ны, с другой — большинством партийной организации, которое возглавлялось Габышевым А.Г., Чижик Б.М., Браташ Д.Т.»79.
41
Данное утверждение ни в коей мере не следует рассматривать как личное противоборство в борьбе за власть. Существование разногласий о путях и методах строительства социализма в СССР, в частности в национальных регионах, было объективно обусловлено всем ходом исторического развития страны в 20-х годах. В своем письме И.Н. Барахову 15 августа 1928 г. И.П. Редников оспаривает утверждение, что старое руко­водство придерживалось линии на привлечение беспартийной интеллигенции в советское строительство и опиралось на нее: «Такого документа, такой фиксации в природе, видимо, не существует. Была лишь тактика, иногда ошибочная, с перегибами, но в основном политическая линия состава старого бюро об­кома была правильной. Я с открытым сердцем со всей от­ветственностью заявляю об этом»80.
Приведем еще выдержку из письма (от 10 ноября 1928 г.) члена беспартийной фракции на IV Всеякутском съезде А.П. Ря­занского своему сыну А.А. Рязанскому, находящемуся в эмиграции в Китае (Мукден): «... У нас новая власть и новое отношение к нам старикам... Все видные беспартийные ин­теллигенты сняты и снимаются с ответственных постов по республике. Сами Аммосов, Барахов, С. Васильев и весь состав обкома партии теперь попали за преступное покро-вительское отношение к беспартийной интеллигенции, город­скому нэпману и улусному кулачеству. Интеллигенты лишаются избирательных прав. Такая опала обрушилась на беспартийную интеллигенцию совершенно безвинно, после известной тебе сумасшедшей выходки в прошлом году разбойника Мишки Артемьева и сумасшедшего провокатора П. Ксенофонтова... Частная торговля почти сводится на нет и многие частники уже прекратили свою деятельность, даже часть их сидят в тюрьме...»81. В письме выражено отношение одного из пред­ставителей беспартийной интеллигенции к событиям 1927— 1928 гг. в Якутии, причем сугубо негативное — к руково­дителям движения П.В. Ксенофонтову и М.К. Артемьеву, которые представляются основными виновниками изменения политики новой власти. Именно в связи с событиями 1927— 1928 гг. начинаются аресты представителей «социально-небла­гонадежных» групп населения, выходцев из зажиточных слоев общества; в соответствии с политикой ВКП(б) конца 20-х гг.
42
идет наступление на кулацкие элементы. Так, например, были осуждены лишь по подозрению А.П. Рязанский, П Д. Яковлев, С.Н. Донской (старший), В.Н. Леонтьев, М.А. Суздалов, А.В. Давыдов, А.А. Семенов.
Афанасий Петрович Рязанский, 1873 г. р., якут, уроженец 3-го Чакырского наслега 1-го Амгинского улуса, беспартийный, делегат IV Всеякутского съезда, член коллегии Наркомзема ЯАССР, в сентябре — ноябре 1927 г. арестовывался по по­дозрению в участии в движении «конфедералистов», затем был освобожден. Принадлежал к числу «социально-небла­гонадежных» (до 1917 г. был судим за взяточничество, но Якутским окружным судом и Иркутской судебной палатой оправдан). После 1917 г. три раза арестовывался ревкомами. В 1921—1923 гг. — член оппозиционного Всеякутского областного народного управления (ВЯОНУ). После амнистии привлекается к советской работе. Арестован вновь 9 ноября 1929 г. по обвинению в участии в антисоветском движении 1921—1923 гг. и в связях с якутской эмиграцией. Он вел переписку с сыном, А.А. Рязанским, который в 1921—1922 гг. являлся начальником штаба у В.А. Коробейникова, затем примкнул к А.Н. Пепеляеву, служил в чине поручика. «Вина» А.П. Рязанского заключалась и в том, что он на IV Всея-кутском съезде состоял в беспартийной фракции. Решением «тройки» ЯО ОГПУ от 11 апреля 1930 г. заключен в Сиблаг на три года. На личной карточке в архиве ФСК РС(Я) имеется приписка: «Агентурное дело 3356 прекращено 7 января 1940 г. за отсутствием организационных связей. Проходит по делу нацинтеллигенции. Арх. № 2»82. А.П. Ря­занский реабилитирован 13 июня 1989 г. заключением про­курора ЯАССР А.Д. Петракова.
Следующее аналогичное дело — дело Петра Дмитри­евича Яковлева, 1892 г. р., уроженца 1-го Малтинского наслега Западно - Кангаласского улуса Якутского округа, якута, беспартийного, служащего кредитно-кооперативных органи­заций «Салгабыл» и «Якуттторг», бухгалтера-эксперта нар­комата торговли. Арестован 5 ноября 1929 г. как «социально-чуждый элемент»83. П.Д. Яковлев обвинен в том, что в 1918 г. состоял членом Якутского трудового союза федералистов (ЯТСФ) , областной продовольственной и земской управ, вел
43
активную борьбу против советской власти в годы гражданской войны. Являлся членом контрреволюционного ВЯОНУ, вместе с Г.С. Ефимовым в 1922 г. ездил в г. Владивосток к генералу М.К. Дитерихсу для установления связей. С наступлением Красной Армии на Дальний Восток уехал в эмиграцию в Японию. Находился в г. Иокогама восемь месяцев, где неудачно продал свой товар, затем из-за отсутствия средств перебрался в г. Харбин (Китай) и подал заявление представительству СССР о принятии в советское гражданство. К делу П.Д. Яковлева приобщены его сведения о якутских эмигрантах в Китае. В Харбине в то время жили участники антисоветского движения 1921—1922 гг. Г.С. Ефимов, А.А. Ря­занский, Хоютанов, Гаврилов (Сольский) и Кузьмин Григорий Михайлович (зять купца Г.В. Никифорова), бывший начальник повстанческого штаба, сельский учитель. Г.В. Никифоров в 1922 г. занимался торговлей на Охотском побережье, затем переехал в Мукден (Китай), поддерживал отношения с частными торговыми фирмами Швецовых и Тонконоговых.
Н.А. Аверенский тоже занимался торговлей в Мукдене, работал в фирме Швецовых. Другой известный купец — П.А. Кушнарев — был связан в 1922 г. на Охотском побережье с иностранными фирмами О. Свенсона и Демби. Жил в Циндао, успешно вел торговлю. П.Д. Яковлев занял у Никифорова деньги, купил автобус и работал шофером до разрешения вернуться в СССР. Хоютанов и Сольский работали вместе с ним. Постановлением ЯЦИК 2 октября 1924 г. Яковлев получил персональную амнистию и вернулся в Якутию84.
За участие в бандитизме на Охотском побережье решением «тройки» ЯО ОГПУ 22 апреля 1930 г. П.Д. Яковлев сос­лан в концлагерь сроком на три года с последующей высыл­кой на поселение. Реабилитирован 12 мая 1989 г. После ос­вобождения из концлагеря он работал бухгалтером курортного управления в г. Кашино. Но в 1938 г. вновь был арестован, проходил по одному делу с Г.Г. Колесовым и С.Г. Потаповым.
В соответствии с установками XV съезда ВКП(б) по укреплению советского и торгового аппарата с 1927—1928 гг. в Якутии прекращается кредитование частников, была введена карточная система, началась чистка торгового аппарата от «чуж­дых элементов». С 21 августа по 5 сентября 1930 г. проходило
44
открытое судебное заседание по делу экономической контр­революции в «Якутгорге» (Якутская государственная торговая организация): бывшего директора С.Н. Донского (старшего), коммерческого директора Л.Б. Патушинского и юрискон­сульта В.А. Яковлева85.
Семен Николаевич Донской (старший), 1893 г. р., уроженец Мегежекского (Нюрбинского) улуса Вилюйского округа, якут, член ВКП(б) в 1927—1928 гг., делегат X Все­российского съезда Советов, директор «Якутторга» в 1926— 1928 гг., арестован 16 августа 1929 г.86.
Уголовно-судебная коллегия главсуда ЯАССР под пред­седательством П.П.Кочнева «за нанесенный материальный ущерб, усиление частно-капиталистического сектора, подрыв экономических устоев советской власти, широкое кредитование частников» приговорила С.Н. Донского к высшей мере на­казания. Сам Донской отрицал свою вину. Основанием для вынесения приговора послужило его социальное положение и служба в несоветских административных учреждениях: в 1915—1918 гг. работал улусным головой, председателем коми­тета общественной безопасности и земской управы. Организо­ванная им добровольная земская дружина разоружила красногвардейский отряд в г. Вилюйске. До 1920 г. не при­нимал власть Советов, неоднократно подвергался арестам. Во время проведения политики привлечения «старой» интелли­генции был принят на работу в советский административный аппарат. Являясь членом губревкома, проводил первые земельные переделы. В первом правительстве ЯАССР стал наркомом земледелия. В 1927 г. вступил в ВКП(б) по рекомендации известных якутских большевиков СМ. Ар-жакова, А.Г. Габышева, И.Н. Барахова.
Столь суровое наказание в отношении руководителей «Якутторга» объясняется позицией бюро обкома ВКП(б), которое, «придавая большое политическое значение этому процессу в момент обостренной классовой борьбы и усиленного наступления на кулацкие и капиталистические элементы», счи­тало, что «к подсудимым должна быть применена высшая мера наказания... в случае полного и безоговорочного приз­нания... возможно заменить 10 годами заключения»87. Руко­водство «Якутторга» обвинялось и в том, что кредитовало
45
крупное частное торговое товарищество «Кыттыгас» промыш­ленными и продовольственными товарами на большие суммы. После открытого судебного процесса в республиканской печати проходит кампания осуждения бывших руководителей «Якут-торга» под лозунгом «чистки советских, кооперативных и торгово-хозяйственных органов от классово-чуждых эле­ментов». С.Н. Донской (старший) был исключен из ВКП(б). Даже П.А. Ойунский, один из первых большевиков в Якутии, выступивший на суде в его защиту, вынужден был признать свою ошибку через газету «Автономная Якутия»88 — этого требовала партийная дисциплина, не принимавшая иной точки зрения, отличной от общей линии обкома.
Дело «Якутторга» возникло по причине конкуренции с Сибирской государственной торговой организацией («Сиб-госторг»). Обе организации занимались заготовкой пушнины одновременно, не разграничивая своих функций и не определяя своих взаимоотношений. «Сибгосторг» фактически захватил рынок пушнины, также кредитовал частников и нарушал ус­тановленные цены, тем самым привлекая к себе заготовителей пушнины и посредников товара и вытесняя «Якутторг». Из-за угрозы срыва договоров с центральными организа­циями «Якутторг» стал поступать аналогичным образом, и на этой основе возникли трения. Специально организованная экспертная комиссия, в состав которой вошли работники «Сибгосторга», произвольно оперируя цифрами, вынесла заключение об экономической контрреволюции. В 30-х гг. практика фальшивых экспертных комиссий сыграла немалую роль при вынесении приговоров по фактам вредительства на производстве.
С.Н. Донской (старший) и Л.Б. Патушинский после су­да подали жалобу в кассационную коллегию по уголовным делам Верховного суда РСФСР, которая своим определением от 3 ноября 1930 г. отметила отсутствие признаков эко­номической контрреволюции в деле89. За служебные на­рушения, выразившиеся в чрезмерном кредитовании частников, Донскому объявлено общественное порицание. Освобождению его способствовали С.В. Васильев, И.Н. Винокуров, И.Н. Ба-рахов, которые находились в то время в Москве.
46
5 ноября 1929 г. был арестован юрист-консультант «Якутторга», член коллегии адвокатов Василий Никанорович Леонтьев, 1895 г. р., уроженец 2-го Легойского наслега Борогонского улуса Якутского округа, якут90. В июне 1917 г. он являлся членом-секретарем Якутского городского комитета кадетской партии. Осенью 1920 г. приехал в Якутск по вы­зову губревкома, прервав учебу на юридическом факультете Томского университета. Один из первых юристов республики В.Н. Леонтьев привлекался ЧК в 1921 г. по делу так назы­ваемого «февральского контрреволюционного заговора». Был приговорен к пяти годам принудительных работ, освобожден по амнистии в мае 1922 г. В 1922—1923 гг. возглавлял культурно-просветительное общество «Саха омук», объединив­шее в основном беспартийную интеллигенцию (всего 45 чел.)91. Основанием для обвинения в контрреволюционной деятельности послужило также выдвижение им кандидатуры П.В. Ксенофонтова на IV Всеякутский съезд Советов от беспартийной фракции.
Виновным себя в предъявленном обвинении В.Н. Леонтьев не признал. 11 апреля 1930 г. решением «тройки» ЯО ОГПУ осужден на 3 года с отбыванием наказания в Сиблаге. 27 апреля 1932 г. вышло постановление Президиума ЦИК СССР о досрочном освобождении В.Н. Леонтьева с правом проживания по СССР, кроме ЯАССР. В архивной справке КГБ СССР указывается, что умер он 8 мая 1932 г., место смерти неизвестно. Реабилитирован решением президиума Верховного суда ЯАССР спустя двадцать восемь лет — 11 июня 1958 г.92
Еще одной организацией, в которой были выявлены «контрреволюционные элементы», являлось сельскохозяйст­венное кредитное общество «Салгабыл». В 1927 г. данное общество насчитывало 8029 членов93.
Председатель общества «Салгабыл» (с 1925 г.) М.А. Суз-далов в ноябре 1928 г. был лишен избирательных прав как кулак и уволен с работы. Михаил Александрович Суздалов родился 21 июля 1888 г. в Хамагаттинском наслеге Намского улуса в бедняцкой семье94, якут, образование низшее, бес­партийный. С 15 лет работал переводчиком (с якутского на русский язык) у земского заседателя в с. Намцы, в 1905—
47
1917 гг. — секретарь народной управы там же. Грамотность и организаторский талант позволили ему стать председателем Намской потребительской кооперации (1917—1923 гг.). С введением новой экономической политики в Якутии назначается инспектором по сбору продовольственного налога и агентом по пушным заготовкам, одновременно занимался сельским хозяйством.
Арестован 13 июня 1932 г. по обвинению в антисоветской агитации против мероприятий советской власти. Его «вина» заключалось в том, что он активно способствовал развитию основ потребительской кооперации и проведению нэпа в улусах путем кредитования сельских хозяйств. С изменением соци­ально-политической обстановки в стране, проведением курса на сплошную коллективизацию, с общим свертыванием различных форм кооперации должны были быть устранены старые кадры не только советско-партийного, но и хозяй­ственного аппарата. Решением Особого совещания при кол­легии ОГПУ 14 августа 1932 г. М.А. Суздалов осужден на два года исправительно-трудовых лагерей. Наказание отбывал в тюрьме г. Якутска. Реабилитирован 25 мая 1989 г. решением Верховного суда ЯАССР95.
15 ноября 1929 г. арестован инспектор общества «Салгабыл» Афанасий Васильевич Давыдов, 1880 г. р., уроженец Терасинского наслега Таттинского улуса, якут, образование незаконченное среднее96. Причислен органами НКВД к «классово-враждебным элементам» как «кулак и торговец». Интересно следующее: при царском правительстве отбывал ссылку в Верхоянском округе в 1910—1914 гг. как политически неблагонадежный, затем при советской власти сидел в якутской тюрьме в 1921—1922 гг. (4 месяца) и в 1927 г. (1 месяц) по подозрению в участии в контрреволюци­онных выступлениях. Таттинский улусный исполком несколько раз лишал его избирательных прав как кулака (до революции он имел 40 голов скота и 1 рабочего)97. Основанием для обвинения в контрреволюционной агитации послужила его служба в оппозиционных учреждениях и торговых орга­низациях.
При Временном правительстве А.В. Давыдов был пред­седателем народного суда, инструктором окружной земской упра-
48
вы. В 1919—1922 гг. заведовал Таттинской потребительской кооперацией, закупочным отделом потребкооперации «Хол-бос». Затем возглавил управление продовольствия и торговли, одновременно являлся заместителем наркома торговли и про­мышленности ЯАССР (1922—1924 гг.), представителем треста «Якутзолото» в правительстве (1924—1925 гг.), за­ведовал управлением местных финансов НКФ ЯАССР (1925—1926 гг.), Таттинской факторией РАСО и Верхоянской факторией «Сибгосторга». В 1924—1925 гг. избран чле­ном ЯЦИК и назначен председателем правительственной комиссии по ликвидации «Нелькано-Майского тунгусского
98
восстания» .
В деле имеется свидетельское показание К.А. Соколь­никова (в копии), что А.В. Давыдов в апреле 1927 г. назначен агитатором «конфедералистов» по Таттинскому улусу и что вместе с В.М. Оросиным (который в октябре 1927 г. в числе 28 чел. был осужден на пять лет с отбыванием в ла­гере) он «выдвинул вопрос о поддержке заговора и ликвидации коммунистов в улусах»99. Давыдов вину свою категорически отрицал. Постановлением «тройки» ЯО ОПТУ 4 мая 1930 г. за недонесение о подготовке заговора и контрреволюционную пропаганду осужден на 3 года. Отбывал в Сиблаге. Реаби­литирован 2 ноября 1957 г.
В числе «классово-враждебных элементов» в марте 1930 г. был арестован бывший управляющий Якутского отделения торговой фирмы «Коковин и Басов», владелец свинцовых рудников и типографии в Якутске, бывший эсер Алексей Алексеевич Семенов. Он родился в 1882 г. в Кяхтинском аймаке Бурят-Монгольской автономной республики, выходец из крестьян-середняков, русский, образование среднее, по профессии учитель100. До ареста работал служащим отдела снабжения треста «Якутзолото». Содержался под стражей четыре месяца по обвинению в контрреволюционной дея­тельности. Был освобожден благодаря оперативному вмеша­тельству жены, Н.П. Семеновой (Угловской), которая отправила телеграмму председателю СНК СССР А.И. Рыкову, чтобы тот передал сообщение об аресте ее мужа писателю А.М. Горь­кому в Сорренто (Италия). А.М. Горький, хорошо знакомый с семьей Семеновых, связался с заместителем председателя
49
ОГПУ Г.Г. Ягодой и ходатайствовал об освобождении А А. Се­менова, после чего дело рассматривал нарком юстиции СССР Н.В. Крыленко. Вскоре Семенов был выпущен из тюрьмы, дело было закрыто за недоказанностью его вины101. В 1937 г. А.А. Семенов вместе с женой привлекался вторично по это­му же обвинению. В 30-е годы были также арестованы и осуждены вторично С.Н. Донской (старший), П.Д. Яковлев, М.А. Суздалов, А.В. Давыдов и др. Их следственные дела использовались НКВД для обоснования связей бывших участников «контрреволюционных» движений и течений с так называемыми «буржуазными националистами», осуществ­лявшими руководство республикой в 20—30-е гг.
В целом для истории Якутии конца 20-х — начала 30-х гг. характерны общероссийские тенденции складывания тотали­тарной системы, которая с начала своего формирования была нацелена на моральное и физическое подавление инакомыс­лящих и «остатков недобитой контрреволюции» со времен гражданской войны. Внесудебные политические репрессии стали играть все более существенную роль среди методов по- * литического руководства. Рассуждая о средствах организации людей и средствах принуждения, Сталин подчеркивал, что «репрессии в области социалистического строительства явля­ются необходимым элементом наступления...»102. Для обос­нования необходимости репрессий все шире стал исполь­зоваться тезис об обострении классовой борьбы. Сталин выдвигал этот тезис на июльском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП(б) именно в борьбе с группой Бухарина, приписав «правым» защиту интересов буржуазии. Он совершенно не соответствовал реальному удельному весу буржуазных эле­ментов в обществе и их истинным возможностям и склонности к конфронтации с государством.
В соответствии с установленными тогда социально-эко­номическими критериями в разряд классово-враждебных эле­ментов, включая кулаков и нэпманов, в 1928 г. было зачислено 4,6% населения (от менее чем 160 млн человек населения страны)103. В процессе коллективизации фактически репрессии затронули гораздо большее число людей (в основном крестьян-середняков), в ряде регионов до 15%. -Значительная часть людей направлялась в исправительно-трудовые лагеря, сеть
50
которых в начале 30-х гг. была существенно расширена. Кроме раскулаченных, в лагеря хлынул из городов поток нэпманов, бывших членов антисоветских партий, бывших участ­ников различных оппозиций, в большинстве своем давно отошедших от всякой политической деятельности, бывших офицеров, старой интеллигенции и т.д.
В конце 1929 г. на конференции аграрников-марксистов Сталин высказал мысль, которая активно обсуждалась в то время: «По-новому ставится теперь вопрос о нэпе, о классах, о темпе строительства, о смычке, о политике партии»104. По-существу, это был политический переворот, названный впос­ледствии «великим переломом» 1929 г. В ноябре 1929 г. И.Н. Бухарин был выведен из состава Политбюро ЦК ВКП(б); его сторонники: А.И. Рыков — председатель Совнаркома СССР и М.П. Томский — председатель ВЦСПС, были сняты с руководящих постов и выведены из состава Политбюро в 1930 г. Это означало, что из высшего руководства партии устранялись политические оппоненты Сталина, которые были в состоянии противопоставить его стратегии иной курс строительства социализма, выступавшие с критикой командно-административных методов. Сталин остался единственным членом из состава Политбюро, существовавшего при Ленине. Таким образом, основанием для развязывания широко­масштабной кампании борьбы с «правым оппортунизмом» и «классово-враждебными элементами» послужили следующие причины: во-первых, из двух вариантов развития СССР в конце 20-х гг. — продолжения строительства рыночного социализма и политического курса на свертывание нэпа — руководство страны выбрало второй; во-вторых, осуществление форсированного экономического рывка страны в конце 20-х и 30-е гг. требовало иных методов достижения поставленных целей, методов принуждения; в-третьих, в рамках админис­тративно-командной системы руководства главный упор делался на дисциплину приказа и использование того энту­зиазма, который был разбужен у маргинальных слоев со­бытиями 1917 г.; в-четвертых, усиление централизма в управ­лении страной предполагало превалирование общеклассовых интересов в ущерб национальным.
51
Еще одно обстоятельство совершенно очевидно стимули­ровало репрессивную политику: советская экономика чем дальше, тем больше развивалась, опираясь на использование «дешевой» рабочей силы заключенных. В широких масштабах это началось с конца 20-х гг. Весной 1929 г. в ЦК ВКП(б) была обра­зована комиссия под председательством Н. Янсона, выра­ботавшая предложение о применении труда заключенных. После этого в стране стала формироваться целая сеть исправи­тельно-трудовых лагерей ОГПУ. Именно тогда началось функционирование одного из самых значительных хозяй­ственных подразделений ОГПУ—НКВД известного треста «Дальстрой». За несколько лет на Колыме трудом заключен­ных было создано большое количество золотодобывающих предприятий, были построены дороги, поселки, организованы совхозы. «Дальстрой» занял первое место среди золотопро­мышленных районов Союза. Его «владения» за первые шесть. лет существования увеличились с 400 тыс. до миллиона квадратных километров105.
Движение «конфедералистов» в Якутии возникло как объективное отражение противопоставления двух тенденций в политическом руководстве: с одной стороны, эволюции наци­ональной политики, заложенной в начале 20-х гг., с ее принципами права наций на самоопределение, привлечения беспартийной интеллигенции на сторону советской власти, демократизма в управлении в экономически отсталых регионах и т.д. и, с другой — слома всей прежней политики, внедрения новых идеологических установок, сопровождавшихся наступ­лением на несогласных с официальным курсом ВКП (б). Именно поэтому многие партийно-советские, хозяйственные деятели национальных регионов первых лет советской власти были сняты с руководящих должностей и обвинены в «правом оппортунизме» и «национал-социализме». Но совпадение в хронологическом плане с процессом наступления на «классово-враждебные элементы» с целью форсированного экономи­ческого рывка к социализму, складыванием авторитарного стиля руководства страной позволило верхнему эшелону власти использовать данное движение как повод для обвинения в национализме общественно-политических деятелей Якутии и обоснования репрессий против них. Произошла смена руко-
52
водства и общей политики в республике. Были отстранены от активной деятельности первые партийные и советские кадры, представители прогрессивной ориентации в политике и эконо­мике, наиболее творчески мыслящие личности. Демократизм в управлении, взвешенная национальная политика были заменены жестким администрированием, централизмом власти, требующим беспрекословного подчинения «нижнего» эшелона власти «верхнему».
Под флагом наступления на «кулацкие элементы» были осуждены и представители беспартийной интеллигенции, вы­ходцы из зажиточных слоев, составляющие грамотную часть населения республики. Это были первые хозяйственные руководители, действительно желающие экономического и культурного процветания отсталой Якутии. Репрессиям были подвергнуты также люди, в основном давно отошедшие от политической деятельности, в отношении которых вышли правительственные постановления об амнистии. Таким образом, в Якутии в конце 20-х — начале 30-х гг. незаконные поли­тические репрессии утвердились как метод политического руко­водства и отстранения инакомыслящих, который получил дальнейшее развитие в 30-х гг., годах «большого террора».
Глава вторая
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕРРОР СРЕДИ ПЕРВЫХ КАДРОВ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ (1937 - 1938 гг.)
Сигналом к новой волне репрессий в стране явилось убийство в Смольном дворце СМ. Кирова 1 декабря 1934 г. Сначала репрессиям подверглись бывшие идейные противники и возможные соперники И.В. Сталина, которые были объявлены агентами империализма и иностранных разведок. Такие же обвинения предъявлялись и другим коммунистам и беспар­тийным, никогда не участвовавшим ни в каких оппозициях. Достаточно отметить, что из 1966 делегатов XVII съезда ВКП(б) было уничтожено 1108 человек, а из 139 членов и кандидатов в члены ЦК погублено 98 человек, или 70% состава1.
Чтобы оправдать массовые репрессии в глазах трудящихся, был организован ряд открытых судебных процессов, главными обвиняемыми на которых стали виднейшие деятели партии и Советского государства, работавшие с В.И. Лениным. В ян­варе 1935 г. на суде слушалось дело Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Ка­менева и др. Тогда мера наказания была ограничена лишением свободы: Г.Е. Зиновьева — на 10 лет, Л.Б. Каменева — на 5 лет. Однако в августе 1936 г. состоялся повторный процесс по делу «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьев-ского центра», на котором главные обвиняемые Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, И.Н. Смирнов, СВ. Мрачковский были приговорены к расстрелу. В январе 1937 г. состоялся суд над Ю.Л. Пятаковым, Г.Я. Сокольниковым, Л.П. Серебряковым и К.Б. Радеком (дело «параллельного антисоветского троц­кистского центра»). Наконец, самый крупный судебный процесс состоялся в марте 1938 г. по делу так называемого «антисо­ветского правотроцкистского блока», по которому проходили бывший член Политбюро ЦК Н.И. Бухарин, бывший член Политбюро ЦК и председатель Совнаркома СССР А.И. Ры­ков, бывшие члены и наркомы Н.Н. Крестинский, АП. Ро-зенгольц, М А. Чернов, бывший председатель СНК Узбекской ССР Ф. Ходжаев и др. Главные обвиняемые по этому про-
54
цессу также расстреляны. Все они обвинялись в контррево­люционной, антисоветской, вредительско-диверсионной, шпион­ской и террористической деятельности. Открытые судебные заседания, на которых обвиняемые оговорили себя, сами приз­нались в измене Родине и других тяжких преступлениях, дол­жны были убедить народные массы в справедливости репрес­сий. В феврале 1988 г. на заседании пленума Верховного суда СССР был отменен несправедливый приговор Воен­ной коллегии, вынесенный в марте 1938 г. по делу «правотроц-кистского блока». Материалами дела по вновь открывшимся обстоятельствам было доказано, что пытками и угрозами уничтожения семей «добывались» самооговоры обвиняемых2. Третий судебный процесс объединил «антисоветские» группы троцкистов, «правых», зиновьевцев, меньшевиков, эсеров, «буржуазных националистов» и стал политическим обосно­ванием для широкомасштабной кампании репрессий по всей стране.
Со второй половины 1937 г. начинается новая волна репрессий общественно-политических деятелей Якутии, которая продолжается вплоть до 1940 г. Она охватывала период «большого террора» и была направлена, во-первых, против членов «старого» руководства республики, высланных за ее пределы после событий 1928 г. (это были первые партийно-совеские и культурные кадры), во-вторых, против предста­вителей различных общественно-политических организаций 1917—1919 гг., беспартийной интеллигенции, часть которой уже была осуждена в конце 20-х — начале 30-х гг., в-третьих, против бывших участников троцкистской оппозиции, которые были высланы в Якутию в 1935 г. и работали в различных хозяйственных организациях, в-четвертых, против «нового» руководства республики, которое пришло на смену «старому» в 1928 г. и выступало за максимальные темпы индустриа­лизации и коллективизации. Обвинения руководителей союз­ных и автономных республик в «буржуазном национализме» и их последующее осуждение были продиктованы коренным поворотом всей политики ВКП(б) в конце 20-х гг., когда общеклассовые принципы стали доминирующими над всеми Другими, а политика сплошь и рядом стала определять экономику. Отсечение «правых», т.е. группы Н.И. Бухарина,
55
политический переворот 1929 г. усилили левацкие настроения в партии. Направление деятельности ВКП(б) во всей стране теперь основывалось на левацко-утопической установке: «дело построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки»3. При этом совершенно не учитывалось то обстоятельство, что рево­люция произошла в державе, отличающейся разнообразием регионов, прошедших неодинаковые стадии исторического развития.
*   *   *
В национальных регионах по сравнению с центром собы­тия Октября 1917 г. разворачивались совсем по-иному. Там фактически состоялся национальный Февраль. Возникали национальные правительства, сформированные представителями организаций, традиционно называвшихся «националистичес­кими». Главной опорой советской власти в этих районах ста­новились коммунисты, а решительным аргументом в случае неприятия нового строя выступала сила оружия. Национальная политика ВКП(б) в 20-х гг. представляла своего рода наци­ональный нэп, когда конечная цель — создание мировой коммунистической республики (от идеи которой еще не отка­зались) — требовала на какое-то время учета национального момента. Но всем процессом руководила большевистская партия, интересы ее идеологии и политики во всех случаях являлись определяющими. Примером может служить судьба членов якутской национальной партии — Якутского трудового союза федералистов (1917—1918 гг.).
НКВД ЯАССР в своих разработках по делу национальной интеллигенции опирался на докладную своего агента «Ворона», в которой сообщается, что «после роспуска „Союза якутов" студент-филолог СА. Новгородов в 1917 г. создает новый Союз якутской свободы из национальной интеллигенции»4. Этот союз выступил в блоке с эсерами в выборах в городскую думу. Позднее, по инициативе Г.В. Ксенофонтова, В.В. Ники­форова и Р.И. Оросина, этот союз реорганизуется в Якутский трудовой союз федералистов.
Необходимо отметить, что история Якутского трудового союза федралистов (ЯТСФ), являясь одним из важных проб­лемных вопросов развития национальныхдвижений в России
56
периода революций и гражданской войны, слабо изучена. Долгие годы эта тема рассматривалась поверхностно, по заранее заданной схеме. Дальше утверждения о буржуазно-национа­листическом, антинародном характере ЯТСФ и политизиро­ванного изложения лишь отдельных, соответственно подобран­ных фактов из его истории советская историография, как пра­вило, не шла. Между тем объективное изучение взаимоотно­шений ЯТСФ с Советами, большевиками в 1917—1918 гг., когда в ходе революции и разгоравшейся гражданской войны эти политические силы определяли развитие событий в Якутии, когда закладывались основы национально-государственного устройства и национальной политики будущего СССР, во многом объясняет последующие события 20—30-х гг., в том числе раскрывает причины репрессий партийных и советских кадров Якутии.
После февральской революции 1917 г. в дни работы I съезда якутов и русских крестьян (март — апрель 1917 г.) создается союз «Свобода». Его организаторами и руководи­телями стали авторитетные представители якутской интелли­генции (С.А. Новгородов, А.Д. Широких, Г.В. Ксенофон­тов, Р.И. Оросин, К.О. Гаврилов, Г.М. Кузьмин). С самого начала существования союз «Свобода» сблизился с работав­шими в крае в различных учреждениях эсерами, что сказалось на позиции федералистов по земельному вопросу. Лидеры союза в июне 1917 г., руководствуясь намерением создать самостоятельную национальную партию и желанием не иметь ничего общего с утратившей свой престиж партией «народной свободы» (кадетов), а также воспользовавшись приездом делегатов на областной съезд, созвали конференцию, на которой организация была преобразована в Якутский трудовой союз федералистов, и члены союза «Свобода» автоматически ста­новились членами ЯТСФ 5. На съезде, проходившем с 25 по 30 июня 1917 г., был заслушан и принят проект программы, составленный на основе программы союза «Свобода». Целью создания партии провозглашались: защита интересов своего народа, установление федерации в бьюшей Российской империи, распространение социалистических поземельных отношений в земледелии и скотоводстве. Эсеры приветствовали офор­мление партии и положительно оценили ее программу, как
57
«близкую к программе трудовой группы с развитием в сторону федерализма»6. В ЦК ЯТСФ вошли А.Д. Широких (пред­седатель), Р.И. Оросин (секретарь), К.О. Гаврилов, В.И. Оси-пова-Кулаковская, Н.П. Гермогенов, М.И. Шадрин7.
Федералисты находились под сильным влиянием эсеров. С середины 1917 г. после отъезда видных деятелей РСДРП начал складываться эсеро-федералистский блок, пришедший на смену сотрудничеству эсеров и социал-демократов. Федера­листы сблизились с эсерами на основе признания федерации, а также благодаря сходству взглядов на урегулирование аг­рарных противоречий в крае (о частной собственности, наемном труде). Следует отметить, что первоочередные задачи в прог­рамме ЯТСФ носили общедемократический характер: всеоб­щее избирательное право, демократическая федеративная рес­публика во главе с президентом и законодательной палатой (Думой), равенство входящих в нее автономий, демократические свободы, отделение церкви от государства, равноправие языков и др8. Принятие Конституции как насущной необходимости для России обычно связывалось с созывом Учредительного собрания. В то время, когда федералисты разрабатывали свою программу, уже вовсю шла предвыборная кампания, поэтому этот вопрос отсутствует в их программе.
Федералисты стремились к предоставлению «права самос­тоятельного устройства и управления во внутренних делах отдельным областям через собственные законодательные пала­ты»9. Подробно оговаривался ими круг вопросов, которые должны были бы подлежать ведению Сибирской областной думы, в том числе и национальный вопрос. Этот круг был настолько широк, что предоставленные права превратили бы Сибирь в самостоятельную единицу Российской республики во главе с Сибирской областной думой, почти по образцу американских штатов или кантонов Швейцарии. В отношении прав отдельных народов федералисты выступали за культурное самоопределение, под которым понималась полная свобода употребления различных языков в общественной жизни, сво­бода учреждений, имеющих целью сохранение и развитие языка, культуры и самобытности каждого народа. Поддержи­вая тесные связи с сибирскими областниками и доверяя им, федералисты для себя предусматривали пока лишь широкое
58
самоуправление, а затем переход к опыту законодательных сеймов.
Как известно, наиболее остро стоял в России аграрный вопрос. Из всех программ политических партий наиболее радикальной была аграрная программа эсеров, которую отста­ивали и федералисты. Эти две партии выступали за отмену частной собственности на землю. Изъятые земли должны были образовывать земельные фонды в ведении органов местного самоуправления. Наделять землей предусматривалось исходя из количества трудоспособных в семье. Как партия местного происхождения, будучи обеспокоенной дальнейшей судьбой Якутской области, ЯТСФ специально оговаривал преимущественное право «аборигенов и старожилов» при наделении землей, а также право на землю губернских и окружных органов самоуправления10. Кроме того, программой федералистов предусматривалось «в целях борьбы с кулачест­вом и защиты труда» развитие всех видов кооперации11. Социалистические, противочастнособственнические требования аграрной программы эсеров и федералистов играли решающую роль для их популярности, особенно это касалось эсеров, для популярности федералистов важнее был национальный фактор. На основании анализа требований по аграрному вопросу в программе федералистов отрицается абсурдный вывод о их буржуазной, тойонской сущности. Требования об отмене частной собственности на землю, о развитии кооперации не являются буржуазными лозунгами.
В целом для программы федералистов характерны нацио­нально-демократическая направленность, в виде постоянных оговорок о равноправии всех народов, и отношение почти ко всему с точки зрения региональных интересов. Критерием ценности мирового опыта и возможных путей развития для федералистов являлась полезность для нации. Именно этим можно объяснить пункты о федеративном принципе устройства государства, широком местном самоуправлении, отмене частной собственности на землю. Наибольшая популярность этой партии в Якутии объясняется не только тем, что ее программа отвечала интересам жителей области, но и местным проис­хождением партии.
59